набжением. А об упомянутой чуть выше домработнице Гумилева поэтесса И.Одоевцева в своих воспоминаниях рассказывала: «Эта Паша, несмотря на свою мрачность, была не лишена стремления к прекрасному». По словам мемуариста, она с вниманием и удовольствием слушала стихи Гумилева и при этом заявляла: «До чего уж нравится! Непонятно и чувствительно. Совсем, как раньше в церкви было».237 В испытаниях гражданской войны далеко не все ожесточили свои души. Учтем, что в тот период регулярным мешочническим промыслом занимались только самые отчаянные представительницы лучшей части населения. С переходом к нэпу, по мере ослабления трудностей передвижения по стране женщины (главным образом — из бывших домохозяек) начнут снова, как в 1917 г., преобладать среди вольных добытчиков хлеба.238
Мешочник-спекулянт представлял собой характерный тип сильного и волевого российского человека. Такие люди, вышедшие из разных групп трудового населения, уже в силу особенностей самой своей профессии не могли иметь ничего общего с вышеупомянутым суетливым и плутоватым кинематографическим прототипом из советской эпохи. Попробуем нарисовать портрет мешочника. Это человек, обладавший безграничным терпением, умевший обращаться с оружием и (нередко) вооруженный, находчивый и отчаянно смелый.239 Непременным условием было обладание отличным здоровьем, выносливостью, большой энергией и физической силой; без этого невозможно было хотя бы «влезть» в вагоны, а тем более путешествовать на вагонных площадках, ступеньках, буферах, крышах. Мешочники выполняли функции грузчиков и перетаскивали на себе огромное количество всяких тяжестей. О «пассажирах, нагруженных сверх меры мешками, в солдатской форме», писал очевидец, экономист С. Бройде.240
На фотографии (с. 122) изображен крупный, рослый мужчина. Он хладнокровен, хотя фотографировали его сотрудники железнодорожной охраны или чекисты, а встреча с ними ничего хорошего мешочнику не сулила. Спокоен перед лицом опасности. Вообще ходокам было присуще высокое достоинство, основывающееся на осознании важности выполняемой ими миссии. Вот что заявил один мешочник в ответ на оскорбление со стороны женщины, которой мешки помешали идти по московской привокзальной площади: «Подохла бы мать с голоду, когда бы нас не было».241 Эти слова по праву мог сказать любой вольный добытчик продовольствия.
Редактор большевистского издания «Известия Петроградского комиссариата продовольствия (Петрокомпрода)» П. Орский относил мешочников-профессионалов к «особому типу людей». Советский деятель Орский не мог сдержать слов
121
Мешочник. Петроград. 1918—1919 гг.
восхищения при описании их образа жизни и говорил о том, что эти люди «живут какою-то своей особой кочевой жизнью, не страшась ни огня, ни воды, ни репрессий правительственных властей».242 А видный сотрудник Наркомата торговли Г. Соломон писал о мужественности и самоотверженности, даже о рыцарских чертах мешочников. Факты свидетельствуют, что нередко мешочники пропускали вперед и давали место в вагонах обессилевшим, обмороженным, больным людям.243 Тогда это дорогого стоило, ибо система жизненных ценностей сильно изменилась.
122
Мешочники и его помощники.
Находчивость и инициатива, уверенность в себе и знакомство с ценовой и вообще экономической ситуацией на местах (понимание состояния дел на продовольственном и вещевом рынках в разных регионах) — вот признаки, характеризующие облик мешочников. Современники гражданской войны в России не могли не обратить особое внимание и на такую присущую добытчикам хлеба черту, как трудолюбие.244
В частности, исследователь, знаток деревенской жизни 1920-х гг. Л. Григорьев в «Очерках современной деревни» представил образ мешочника — Мирона Ивановича (фами
123
лию автор по требованию своего героя скрыл). Это «крестьянин, человек положительный и исполнительный». До 1918 г. он жил в Москве, имел «хороший выезд», т. е. лошадь и коляску. Но все это было отнято во время всяческих мобилизаций и конфискаций. После того как, по словам Л. Григорьева, «революция сильно ушибла Мирона Ивановича», он перебрался в свою родную деревню, расположенную недалеко от Москвы. «Я привык к настоящей работе», — заявлял вчерашний извозчик. Однако вернуться к крестьянскому труду не пришлось, поскольку хлебопотребляющие деревни поразил голод. И Мирон Иванович, чтобы спасти семью, занялся мешочническим промыслом. Во время своих тяжелых и опасных поездок за хлебом, он часто болел, повредил ноги. И вот в начале 1920-х гг. Мирон Иванович превратился в инвалида, потеряв 60 % трудоспособности. При этом полностью сохранил желание трудиться, постоянно тосковал по настоящему делу, целые дни проводил на ногах, посещал близлежащие деревни, помогал пожилым соседям.245 Думается, таких Миронов Ивановичей в России насчитывалось великое множество. Можно сказать, Л. Григорьев создал собирательный образ.
Особенностью нелегального снабжения в изучаемый период стало появление специфической, в своем роде уникальной, группы мешочников. Эта группа как раз не отличалась хорошим здоровьем и большой физической силой. Речь — об инвалидах. Представители власти долгое время смотрели сквозь пальцы на перевозку инвалидами мешков с провизией и дефицитными одеждой, обувью. Для несчастных и мужественных людей это стало, по словам одного очевидца, «как бы рентой».246 Численность таких мешочников была немалой. Например, «Известия Воронежского губернского продовольственного комитета» в октябре 1918 г. писали об «огромном проценте инвалидов» с пустыми и полными мешками среди «едущих за хлебом».247 Писатель В. Шкловский вспоминал свою поездку на Украину (начало 1919 г.): «С нами вместе едут инвалиды с мешками... Инвалиды влезают и вползают в трехногие теплушки, вваливаются через край на брюхе. Одеты хорошо». В большинстве маршрутных поездов осенью 1918 г. появились «вагоны для инвалидов», в которых калеки перевозили свои мешки.248 1918—1919 гг. — время расцвета «инвалидного мешочничества» из Европейской России в Сибирь. Позднее, в 1920 г. оно было серьезно ограничено: в феврале заместитель наркома продовольствия и член Сибирского ревкома М. Фрумкин даже подписал особую директиву «О запрещении въезда в Сибирь инвалидам». Формулировки были резкими: «Запретить въезд в Сибирь инвалидам... Воспретить
124
передвижение инвалидов в Сибири».249 Однако тенденции это не изменило. Дарование властью обездоленным гражданам названной выше «ренты» помогло многим из них не опуститься, сохранить человеческое достоинство; фраза «одеты хорошо» указывает на данное обстоятельство. Примечательно, что в варварское время в народе сохранялись начала милосердия.
Попытаемся охарактеризовать политические настроения мешочников. Подавляющее большинство многочисленных вольных добытчиков хлеба были настроены явно антисоветски, поскольку новая власть чинила им всевозможные препятствия. Житель Петрограда, возвратившийся в середине 1918 г. из Поволжья, говорил об отношении к Советам собравшихся там со всей России добытчиков хлеба: «Вся масса настроена крайне контрреволюционно».250 Свои антибольшевистские взгляды мешочники вовсе не таили, а, будучи людьми активными, старались пропагандировать. «Поговорите с ними, услышите много контрреволюционного», — тогда же характеризовал настроения курских мешочников московский журнал «Продовольственное дело».251 Именно такую мешочническую пропаганду имел в виду и железнодорожник Д. Валин, когда в мае 1919 г. писал, что ходоки, «помимо мародерства (т. е. купли-продажи по высоким ценам. — А. Д.), занимаются еще, как любители, контрреволюционной деятельностью».252 При этом в качестве альтернативы узурпаторскому большевистскому государству мешочники выдвигали всенародную власть Учредительного собрания, справедливо обнаруживая главную причину бесхлебья в том, что, по словам одного из ходоков, «нет у нас власти. Власть теперь ничего не может сделать».253 Политические представления многих мешочников отличались четкостью и были диаметрально противоположны установкам большевиков. Объективно в политическом отношении «ходачество» (вкупе с другими движениями) угрожало существованию советской власти. Слабостью его в этом плане стало то, что никакого руководства мешочничеством со стороны антибольшевистских организаций не было.
Между тем объективно позицию мешочников наиболее отчетливо выразили меньшевики, отрицавшие возможность сохранения продовольственной диктатуры в условиях развала государства. Примечательно, что в большевистских карательных структурах никакой разницы между теми и другими не замечали. Возьмем «Бюллетень ВЧК» № 37 за 27 августа 1918 г., найдем раздел под символическим названием «Агитация меньшевиков и мешочников». В нем речь идет о распространении нелегальными снабженцами и политическими оппонентами большевиков слухов о «неблагонамеренных планах реквизиционных отрядов».254 Но и тут никаких данных о
125
прямых связях между ходоками и меньшевиками не приведено. Просто взгляды мешочников и политических врагов большевизма в отношении продовольственной диктатуры объективно не могли не совпадать. Участвовать же в политике мешочникам было недосуг — их полностью поглощало продовольственное самоснабженческое дело. Может быть, это обстоятельство содействовало выживанию большевистской власти — миллионы потенциальных ее врагов оказались отвлеченными от участия в организованной антибольшевистской борьбе. Нелегальное снабжение — противоречивое явление.
Думается, можно говорить о наличии крупной социальной группы мешочников, спаянной общностью интересов, взглядов и образа жизни, имевшей общих врагов. Она представляла конгломерат, впитавший в себя активных представителей разных общественных слоев. Значительная часть мешочников полностью утратила связь со своей прежней социальной базой. Представители другой части занимались «ходачеством» эпизодически, но и они подверглись большой перековке «жизнью на дорогах». Мешочники утрачивали многие профессиональные качества и прежние связи, вырабатывали стойкое негативное отношение к советской власти. Все это не могло не породить массы проблем в будущем при возвращении к «мирной» жизни.
Пришло время рассказать о формах, методах организации мешочников в новых условиях. Во-первых, способность людей к объединению с себе подобными, к взаимовыручке, самоорганизации — это важнейшая характеристика социального облика. Во-вторых, принимая во внимание многочисленность и многообразие видов мешочничества, а также личностные качества и направленность политических настроений его представителей, особо отмечу: при известной самоорганизации «ходачество» не могло не превратиться в серьезного конкурента власти.
КОЛЛЕКТИВЫ НЕЛЕГАЛЬНЫХ СНАБЖЕНЦЕВ
Выше упоминалось о важной особенности мешочнического движения на новом этапе, начавшемся с конца 1917 г., — о его организованности, при этом можно сослаться на авторитетное мнение члена коллегии Наркомата продовольствия Н. П. Брюханова. Местные работники замечали такую же тенденцию. Комиссар продовольствия Курской губернии Воробьев докладывал в июне 1918 г. в Наркомпрод: «Мешочничество принимает организованные формы; вооруженными
126
отрядами вывозятся тысячи пудов хлеба, бороться своими силами не можем».255 Можно сказать, открылся «мешочничес-кий фронт». Теперь организованность нелегальных снабженцев перешла на гораздо более высокий уровень по сравнению с периодом нахождения у власти Временного правительства.
У страха глаза велики, и нередко советские деятели преувеличивали степень централизации мешочничества. На состоявшемся еще в конце 1917 г. совещании работников отдела продовольственной инспекции Московского городского продовольственного комитета указывалось на существование мифического организационного центра мешочнического движения. Было даже заявлено, что «мешочники представляют собой довольно солидную организацию, хорошо субсидированную, имеющую своих главарей, одевающую людей в солдатскую форму и занимающуюся привозом хлеба в Москву». Якобы, указанный центр хорошо вооружал и информировал мешочников.256 Все это, конечно, было преувеличением.
Некоторым современникам изучаемых событий (из большевистского лагеря) было свойственно выпячивать политическую направленность процессов самоорганизации нелегальных снабженцев. Доходило до абсурда. Ф. Э. Дзержинский 2 сентября 1918 г. (начало «красного террора») заклеймил ходоков как агентов, нанятых контрреволюционерами «для расстройства нашего транспорта путем переполнения поездов».257 Неудивительно, что некоторые советские авторы впоследствии объясняли создание мешочниками своих коллективов как результат политического оформления «ходачества» со стороны «враждебных пролетариату партий и классов». На деле меньшевики и эсеры, хотя и выступали в защиту мешочников, никакого отношения к созданию их объединений не имели.
Совсем иные взгляды проповедовали теоретики, чуждые идеологической зашоренности. Так, меньшевик П. Колоколь-ников объяснял нормальное тяготение мешочников к организованности острой необходимостью преодолевать трудности на пути исполнения главной роли — «нелегального аппарата снабжения».258 Безусловно, мешочникам не нравилась большевистская власть, мешавшая людям кормить самих себя; поговорка времен Великой Французской революции гласит: «Народ признает любой режим, при котором едят». Объединения ходоков добивались введения такого режима и требовали беспрепятственного провоза муки по вольным ценам, по существу — отмены хлебной монополии. Но, как уже отмечалось, фактов организованного и непосредственного выступления их на стороне той или иной партии не зафиксировано. Создание ходоками коллективов диктовалось исключительно
127
практическими соображениями и прямого отношения к политике не имело.
Предпосылкой объединения мешочников в коллективы стала прежде всего общность образа жизни. Замечательно по этому поводу высказался М. А. Осоргин. Коллектив мешочников он рассматривал как группу людей, «спаянную бессонными ночами, грязью, потом, бранью и остротами над собственной участью».259
Каким же был механизм организации нелегальных снабженцев? Мешочники начинали объединяться еще перед отправкой в путь. Самой распространенной формой такого объединения по-прежнему было «ходачество». Оно возникло еще летом 1917 г., но тогда ходоки от фабрик и деревень действовали в очень многих случаях в одиночку; в новых условиях преодолевать преграды на пути к хлебу оказывалось под силу только коллективам. И вот как они возникали.
На сельских сходах, общих собраниях рабочих заводов, членов местных потребительских обществ составлялись компании ходоков. Им выписывались соответствующие мандаты, нередко заверенные в уездном продовольственном комитете (попробовали бы там пойти против воли голодающих местных жителей!). Затем собирались деньги или товары, которые перед отправкой в экспедицию вручались посланцам обществ.260 По сути дела возникали настоящие народные потребительские общества и ходоки становились их активными представителями.
В городах первостепенную роль в формировании коллективов ходоков по-прежнему играли домовые, квартальные комитеты и прежде всего создаваемые при них кооперативы. В 1918 г. (по сравнению с предыдущим) они получили еще большее распространение, представляя собой самое массовое общественное движение в стране. К осени 1918 г. в Москве насчитывалось 19 968 домовых комитетов. По некоторым данным, до 60 % петроградцев входили в состав подобных объединений.261 Их авторитет повышался в связи с тем, что они оставались, пожалуй, единственными в то время организациями, еще занимавшимися ремонтом, освещением, охраной домов. Однако их главной функцией было снабжение жителей продуктами. Формально первоочередной обязанностью провозглашалось распределение полученной от прод-комитетов провизии. Однако распределять оказалось нечего. «Советский суп — это голодная смерть, ибо на такой суп новорожденный котенок не проживет и двух часов», — читаем в перлюстрированном чекистами частном письме одного жителя Петрограда.262 «Самоснабжение» и «самозаготовки» — вот чего требовали жильцы домов от своих объединений.
128
Закупка и распределение продуктов, в основном посредством мешочничества, представляли главную сферу деятельности домовых комитетов и кооперативов. Не случайно видный большевистский деятель, хорошо информированный главный редактор «Бюллетеня Московского городского продовольственного комитета» А. Сольц называл деятельность объединений жильцов в 1918 г. «организованным мешочничеством». По данным Московского городского продовольственного комитета, все без исключения задержанные на московских вокзалах мешочники — жители столицы имели соответствующие удостоверения домовых комитетов.263 До 2000 представителей домовых комитетов и кооперативов действовали в середине июля 1918 г. в Орловской губернии. Указанные объединения играли более значительную роль в продовольствовании населения, чем государственные органы.
В условиях распространения присущих эпохе «русской смуты» настроений всеобщей подозрительности и недоверия объединения жильцов оставались в глазах населения последними островками стабильности. «Домовые комитеты тесно связаны с населением, которое весьма охотно вкладывает в них оборотные средства», к такому выводу пришли участники собрания Центрального совета домовых организаций Москвы.264 Такие «оборотные средства», т. е. деньги и товары, домовые общины «конвертировали» в «валюту» своего времени—в продовольствие. И делали это главным образом посредством развернутых своими кооперативами мешочничес-ких операций.
Одну группу кооперативов жильцов составляли так называемые подлинные, или настоящие. Образцовыми среди них, в частности, считались организации 2-го Рождественского подрайона Петрограда. Они располагали специально оборудованными торговыми помещениями, объединяли по сто и более семей, в полном соответствии с уставами избирали правления и ревизионные комиссии, периодически проводили общие собрания. Размеры вступительных и паевых взносов зависели от числа едоков в семьях. Был создан «Союз домовых кооперативов и распределительных пунктов 2-го Рождественского подрайона». При этом обойтись без мешочников не удавалось и в таких образцово-показательных кооперативных подразделениях. Группы делегатов привозили из своих экспедиций продукты и продавали их на квартирах членов правлений.265
Между тем большинство домовых кооперативов в городах составляли так называемые фиктивные. Они служили «панамой» (термин из изучаемого времени) для прикрытия объединений торговцев-мешочников. Зинаида Гиппиус в своих не
129
5 А. Ю. Давыдов
давно изданных в России «Дневниках» свидетельствует, что в 1918—1919 гг. домовые комитеты сплошь и рядом состояли из «спекулянтов». И это написано о положении в Петрограде, где в силу отдаленности от хлебных районов мешочничество и в целом рыночные отношения были развиты меньше, чем во многих других городах.266 Вот один только факт. Кооператив «Биржа» располагался в помещении бывшей хлебопекарни в доме 2 по Зоологическому переулку в Петрограде (на Петроградской стороне). Владельцы пекарни, некие Т. А. Сергиен-ко и И. А. Мошков, весной 1918 г. после закрытия властями их предприятия вместе с пятнадцатью компаньонами представили в продовольственную управу решение своего собрания об открытии «соединенного домового кооператива». Сергиен-ко стал председателем, а Мошков — секретарем. Мешочники из «Биржи» привозили продукты и продавали их в своем магазине. Дела шли гораздо успешнее, чем у расположенного в том же здании еще одного кооператива. Члены правления последнего начали жаловаться на «лжекооперативность» соседей. В конце концов контролеры из продовольственной управы обнаружили в «Бирже» немало нарушений: протоколы общих собраний отсутствовали, устав не был утвержден государственными органами, отчетность велась кое-как. Предприятие закрыли. Точно так же действовал и потерпел фиаско домовой кооператив «Свободная Россия», разместившийся в доме на Лейхтенбергской улице в Петрограде.267 Подобный негативный опыт был усвоен в остальных «фиктивных» кооперативах. Они как раз все формальности соблюдали, правильно вели отчетность и оформляли протоколы и уставы, с властями не ссорились. И с успехом занимались мешочничеством. Соответствующие документы домовых обществ им в этом помогали.
Таким образом, в деревнях крестьянские общества и кооперативы, а в городах домовые комитеты выступали инициаторами создания групп мешочников — потребителей и спекулянтов. С течением времени многие «ходаческие» коллективы сохранялись, но всякие формальные связи с кооперацией утрачивали и состояли уже исключительно из мешочников-профессионалов, которые работали сами на себя.
Кроме того, формирование коллективов мешочников-спекулянтов осуществлялось в результате тесного общения на рынках. Рыночные площади являлись местом встреч спекулянтов, обсуждения ими общих проблем. Там же договаривались о создании объединений для поездок за хлебом. Компании торговцев часто создавались на главном рынке страны — Сухаревском. Он располагался в самом центре суровой пролетарской диктатуры — рядом с Кремлем, на Сухаревской
130
тт.ifl Ал!
Сухаревский рынок в Москве — всероссийский центр мешочничества.
площади (переименована впоследствии в Колхозную) и представлял собой по сути штаб противостоявших «военному коммунизму» сил. О его значении руководитель продовольственного дела Москвы А. Е. Бадаев писал: «Хотя Сухаревка была только московским рынком, но имела как бы всероссийское значение. С именем Сухаревки связано было представление о неорганизованном снабжении, шедшем вразрез с государственной продовольственной работой».268 Здесь договаривались о совместной деятельности и распределении обязанностей провинциалы и жители столицы. Первые обязывались доставлять в Москву провизию, а вторые обеспечить ее гарантированную продажу. Московские посредники устанавливали надежные связи с лотковыми торговцами, владельцами харчевен, ресторанов, кондитерских, а также создавали сеть реализаторов на рынках. Наличие таких компаний объясняет, почему среди прибывавших в Москву мешочников был очень велик процент иногородних.269 Хотя нельзя забывать, что их чаще задерживали милиционеры, потому статистика учитывала их в первую очередь.
Примечательно, что мешочнические компании предпочитали иметь дело с объединениями крестьян хлебных районов, прежде всего — с кооперативами. Ходоки покупали у них
131
продукты оптом и потому подешевле. Сделки часто заключались на полпути между производителем и потребителем продуктов. Кооператоры деревни грузили мешки с мукой на несколько подвод и везли в губернский город или на железнодорожную станцию.270 Связываться с рисками розничной торговли им вовсе не хотелось. Осуществить же сделку купли-продажи с артелью знакомых мешочников было очень удобно. В итоге покупатели и продавцы от объединения своих сил и координации действий оказывались в большом выигрыше.
Далее. Не умея организоваться, мешочники попросту не смогли бы передвигаться по стране. Посадки на поезда и пароходы каждый раз напоминали побоища. Пассажирское движение было почти полностью упразднено. По железной дороге путешествовали в теплушках, которые представляли собой слегка модифицированные товарные вагоны. Пол теплушки находился на уровне человеческого роста; никаких приспособлений, вроде ступенек, не имелось. При посадке пассажирам приходилось подтягиваться на руках, их отталкивали другие участники штурма вагона.271 Понятно, без компании здесь было не обойтись. Еще и по этой причине мешочники объединялись в коллективы, состоявшие из нескольких десятков человек. Из их среды выдвигались лидеры, под руководством которых мешочники захватывали на конечных станциях вагон или два. Вот что писал об этом издаваемый пензенским губпродкомом журнал «Народное продовольствие» в самом начале 1919 г.: «Как только остановится пришедший на станцию поезд, как рой пчел, облепят его мешочники; впрыгивают в вагоны по два-по три человека, а остальные бросают мешки с хлебом. Работают ужасно спешно. В две-три минуты, которые стоит поезд, вагоны наполняются мешочниками».272 Мешочники добивались поразительной слаженности действий. Нередко они проводили время прямо на мешках и далеко не всегда занимали чужие места. В вагон набивалось до 50 мешочников, больше пассажиров туда поместиться и не могло. В таких случаях двери наглухо закрывались и на остановках их не открывали. Газеты, например, в мае сообщали, что по Московско-Курской железной дороге продвигается пассажирский поезд из 55 теплушек, которые были заполнены 1500 мешочниками со своими грузами. В Москве их ожидали с таким же нетерпением, как ждали эшелонов Наркомпрода. Показательно, что «заграды» с этой «дивизией» мешочников не связывались, им дали возможность разгрузиться на одной подмосковной станции и беспрепятственно с грузами уйти в Москву.273
Известны факты, когда компании мешочников-профессионалов без всякого насилия занимали целые эшелоны. Дела
132
лось это следующим образом. Коллектив, состоявший из 80—100 ходоков, делился на четверки. Представитель каждой из них покупал по 20—30 билетов. В итоге оказывалось, что все вагоны поезда были оккупированы одной организованной группой добытчиков хлеба.274 Разумеется, в данном случае чужие места ими как раз занимались. Между тем другого выхода у мешочников не было. К тому же единство действий десятков людей служило гарантией надежности охраны по сути целого эшелона с хлебом.
Мешочническое движение ни в коем случае не стоит идеализировать. Его представители действовали по тем же законам, по которым развивалось все одичавшее в то время российское общество. В начале 1918 г. большая группа вооруженных мешочников захватила в Воронеже целый эшелон, погрузила в него 30 тыс. пудов хлеба и двинулась в Москву. А вот как действовали коллективы ходоков в Полтавской губернии весной 1918 г.: угрожая ручными гранатами, добытчики хлеба оттесняли пассажиров, имевших право на места в поездах, захватывали вагоны и набивали их своими мешками. Затем прицепляли вагоны к первому отходившему поезду и отправлялись в путь.275 В данном отношении мешочничество стало фактором усугубления анархии на железных дорогах.
Все мешочнические перевозки становились возможными исключительно благодаря личным связям, неформальным договоренностям представителей коллективов мешочников и работников транспорта. Для всех без исключения регионов страны стала характерной картина, описанная экономистом 1920-х гг. Д. Кузовковым: «...под покровительством подкупленной железнодорожной администрации, выдававшей право на проезд по железным дорогам, хлеб продолжал ездить на крышах поездов и даже в пассажирских вагонах, вытесняя оттуда настоящих пассажиров».276 Продовольственные грузы по Каме и Волге нередко перевозились также за счет того, что между речниками и спекулянтами достигались соглашения о доставке последних в хлебные районы и обратно.277 Прийти к таким соглашениям всегда было проще компаниям мешочников-профессионалов, чем одиночкам.
Итак, объединение мешочников — это прежде всего главный метод борьбы за дефицитные в тот период средства передвижения. Вместе с тем стабильность коллективов мешочников определялась и борьбой за выживание в пути. Нужно было противодействовать Наркомпроду, другим ведомствам, преследующим цель искоренения мешочничества; существовала жизненная необходимость бороться с многочисленными бандитами, стремившимися разжиться мешоч
133
ническим товаром. Иногда мешочники целого эшелона договаривались о совместных действиях в случае опасности. Тогда их ничто не могло остановить. В частности, летом 1918 г. тамбовский уполномоченный Наркомпрода докладывал А. Д. Цюрупе о том,.что при попытке задержать один из эшелонов мешочников в Тамбове «все заградительные и реквизиционные отряды были разбиты».278 Ходоки, передвигавшиеся на лодках, создавали свои флотилии; на подводах — обозы. Самым крупным мешочническим «формированием» стало полчище гужевых мешочников, передвигавшееся по Уфимской губернии на 1500 подводах.
Нередко мешочники внушали продработникам панический страх, парализующий их волю к сопротивлению. Так, из Курской губернии сообщали в Наркомпрод, что мешочники объединены в отряды численностью в несколько тысяч человек каждый.279 На деле такого быть не могло, ибо члены отряда оказались бы не в состоянии прокормиться, закупать продукты у крестьян, передвигаться по железным или водным дорогам.
Прибыв в пункты назначения, мешочники-спекулянты далеко не всегда вынуждены были действовать на свой страх и риск. Нередко на местах их ожидали люди, профессией которых было обустройство ходоков, предоставление им пищи и крова. Получить хотя бы общее представление об этой стороне мешочнического движения непросто. По понятным причинам, ходоки о ней не распространялись. Чекисты же в ее специфику не вдавались — для них все, связанное с негосударственной заготовкой хлеба, было спекуляцией и, стало быть, контрреволюцией. Тем не менее из некоторых фактов следует, что в населенных пунктах зернопроизводящих районов существовали своего рода мешочнические перевалочные базы. В них профессиональные ходоки за плату могли передохнуть, приобрести без всякого стояния в очередях железнодорожные билеты, получить консультации (относительно цен, расположения заградотрядов и богатых провизией сел). Мешочникам помогали с отправкой промышленных товаров в хлебные деревни, а продуктов — в голодные края. Хозяева устанавливали связи с местным начальством и содействовали мешочникам в улаживании конфликтов с властями; прочные контакты со служащими железных дорог помогали запасаться необходимым количеством пассажирских билетов. В частности, такая перевалочная база располагалась в Верхнеудинске. В марте 1918 г. во время обыска, произведенного сотрудниками ВЧК, там было найдено 462 железнодорожных билета, большое количество дефицитных чая, изделий из кожи и мануфактуры и т. д.280 «Встречающая сторона» (используем
134
современный туристический термин), как видим, брала на себя и функции хранения товара прибывавших нелегальных снабженцев.
Ахиллесовой пятой мешочнического движения оставалось обеспечение сохранности грузов ходоков. Спасти могло только объединение усилий вольных добытчиков хлеба. С 1918 г. коллективы мешочников стали использовать специфический метод самозащиты — привлечение отрядов наемных охранников. А. Д. Цюрупа, например, сообщал о «наемных вооруженных бандах, которые сопровождают эшелоны мешочников».281 Историк И. Т. Филиппов в 1994 г. обратил внимание на широкое распространение данного явления, высказавшись таким образом: «Вокруг мешочников то и дело возникали крупные вооруженные шайки из темных элементов... эти банды защищали мешочников».282 Суть дела сводится вот к чему: в ряде случаев профессиональные ходоки обращались к помощи дезертиров, объединившихся в отряды, для того чтобы, охраняя мешочников, иметь твердый и постоянный заработок. Официальные источники сваливали на них вину за разграбление железнодорожных станций.283 Видимо, такие случаи имели место, но вряд ли они могли широко распространиться. Выполнение функций охраны мешочников напрочь отвергало возможность привлечения к себе внимания со стороны властей; мешочники перестали бы обращаться к услугам охранников-грабителей. Как представляется, охранные отряды и опекаемые ими мешочники-спекулянты менее всего представляли угрозу для имущества станций и пристаней. Их деятельность подчинялась решению одной задачи — успешно закупить и доставить продукты, с нетерпением ожидаемые на месте назначения компаньонами. Другое дело — многотысячные толпы «маленьких мешочников» (выражение И. В. Сталина), которые разбредались вокруг станций и пристаней, жгли общественные дрова, расхаживали по путям, самовольно занимали вагоны, баржи и служебные помещения.284 Опасность для общества, в первую очередь — транспорта, коренилась скорее не в организации мешочников, а в ее отсутствии.
Некоторые отряды охраны мешочников представляли серьезную военную силу, располагали даже пулеметами.285 «Созданная нами милиция слаба, ибо мешочники вооружены значительно лучше милиции», — было заявлено, например, на заседании Самарской губернской продовольственной управы 29 января 1918 г.286 Как бы там ни было, сохранность грузов крупных мешочнических коллективов была обеспечена. Мы помним: государство формально взяло на себя функции обеспечения безопасности транспортных перевозок. Од
135
нако, по подсчетам специалистов, на всех станциях и пристанях для охраны транспорта и грузов требовалось содержать по 200—300 вооруженных бойцов.287 Поскольку это было совершенно невозможно, масштабы хищений постоянно увеличивались. Только сами же мешочники оказались в состоянии охранять продовольственные грузы.
Следующая сторона организации мешочников — их объединение в целях противодействия хлебной монополии на местах. Еще в конце 1917 г. на собрании представителей 1000 мешочников, скопившихся в г. Омске, образовалась делегация. Ее члены направились на заседание Краевого совета — органа, распространившего власть на территорию восьми губерний, и категорически потребовали разрешить им закупать хлеб по вольной цене. Большевики, преобладавшие в Краевом совете, отказали мешочникам. Вдоль линии Транссиба загремели выстрелы. Очевидцы вспоминают, что Совет собрал все имевшиеся в его распоряжении вооруженные силы, но смог лишь временно очистить от организованных ходоков одну линию — Ялуторовск—Ишим.288
В первые месяцы 1918 г. позиция новых властей Сибири по отношению к мешочникам стала смягчаться. Краевой съезд крестьянских депутатов осудил применяемые против мешочников военно-полицейские меры. Это стало результатом организованного воздействия ходоков на делегатов съезда. «Краевой съезд осаждают толпы этих мешочников, требующих хлеба и хлеба... В передней, на лестницах, на улице — всюду эти мешочники-ходоки изголодавшейся, многострадальной русской деревни», — отмечал корреспондент газеты «Новая жизнь». 289 На съезде было предоставлено слово костромскому крестьянину-ходоку. В частности, он сказал: «Я председатель волостного земства и командирован сюда от тысячного населения волости с удостоверением от губернского продовольственного комитета... Дайте нам хлеба».290 В конце концов делегаты съезда не могли не осознать мощь движения, которому они пытались противостоять, и постановили «удовлетворить находящихся сейчас в Омске ходоков хлебом... предоставив им право сопровождать груз».291
События, похожие на описанные выше, происходили довольно часто. Так, в мае 1918 г. в Орловской губернии ходоки создали Комитет представителей потребляющих районов и вели переговоры с губернским продовольственным комиссариатом. В сентябре и ноябре такие же «ходаческие» организации образовались в той же Орловской, а также в Саратовской губерниях. Они вступали в переговоры с губпродкомами и с их позицией те так или иначе должны были считаться.292 При
136
этом стиль взаимоотношений коллективов мешочников с представителями властей не всегда отличался цивилизованностью. Насилие и угрозы применяли обе стороны.
Вместе с тем мешочники любыми путями приспосабливались к изменявшимся условиям ведения войны с государством. Они стали с большим успехом использовать выдвигаемые и поощряемые большевистским руководством организационные формы. Речь прежде всего о пролетарских заготовительных отрядах, создаваемых в соответствии с декретом СНК от 13 августа 1918 г. «О привлечении к заготовке хлеба рабочих организаций». Численность некоторых из них доходила до 800—1000 человек, и централизованное управление ими отсутствовало. Эти «заготовители», оказываясь в пунктах назначения, разбредались по деревням и по вольным ценам закупали провизию для своих семей или для продажи на рынках, а затем совершенно легально отправляли все закупленное домой. Самыми «мешочническими» считались петроградские отряды, они были наиболее многочисленными и нередко попросту представляли собой толпы ходоков. «Заготовительные отряды... — это те же мешочники», — отмечалось, в частности, в докладе члена Курской губернской продовольственной комиссии Воробьева на чрезвычайном заседании представителей производящих губерний в октябре 1918 г.293
Некоторые современники характеризовали рабочие отряды исключительно как средство маскировки вольных закупок продовольствия. В «Известиях ВЦИК» 15 декабря 1918 г. их деятельность была определена так: «Ничто иное, как мешочничество»; там даже содержалась рекомендация отнимать деньги у работников отрядов, чтобы лишить возможности закупать у крестьян хлеб по вольной цене.294. Иными создаваемые из горожан заготовительные подразделения быть не могли, поскольку отправляемые в деревню рабочие зачастую сами время от времени занимались крестьянским хозяйством. Они сохранили теснейшие связи с селом , почти что у всех там проживали родственники. Вновь испеченные заготовители предпочитали договориться с сельчанами на условиях взаимной выгоды.295
Организация Наркомпродом рабочих заготовительных отрядов имелась в виду, когда на состоявшемся в декабре 1918 г. Всероссийском продовольственном совещании работа данного ведомства была названа «мешочническим товарообменом».296
Между тем особые нарекания со стороны большевистских вождей вызывали «ходаческие» коллективы железнодорожников. Они создавались в соответствии с приказом наркома
137
путей сообщения В. И. Невского от 8 августа 1918 г. о «самозаготовках» сотрудников ведомства. На собраниях мастеровых, служащих станций и мастерских из числа опытных мешочников стали составлять группы ходоков, делегируемые в хлебные районы. О таких коллективах член коллегии Наркомпрода Н. П. Брюханов писал В. И. Ленину: «Это — подлинная организация мешочничества. Дисциплинированности и сознательности от этих отрядов ждать много не приходится».297 Однако руководители всех звеньев — Ленин, Брюханов, Воробьев на подобные обстоятельства закрывали глаза, а точнее, вынужденно мирились с ними.
Многие факты свидетельствуют о практическом участии органов власти — прежде всего Советов и продовольственных комитетов — в организации коллективов нелегальных снабженцев. Их руководители поступали подобным образом не только потому, что пасовали перед угрозами мешочников (выше об этом рассказывалось применительно к 1917 г.). Речь скорее должна идти о попытках использовать мешочническое движение, предпринимаемых отдельными местными государственными органами. Их деятели, вынужденные выполнять директивы «центра» по искоренению «теневого» снабжения и не способные осуществить это, стремительно теряли авторитет среди жителей. Их бессильные потуги расправиться с мешочнической армадой вызывали насмешки в народе. В конце 1917 г. председатель Казанского губернского продовольственного комитета отмечал в своей телеграмме: «Крестьяне голодающих губерний по повышенным ценам покупают и везут хлеб десятками тысяч пудов. Администрация не в силах бороться с этим явлением. Наблюдается полный развал власти».298
Что могли сделать в этой ситуации дальновидные руководители? Думается, они постарались «цивилизовать» мешочничество, а именно — содействовать созданию небольших объединений его представителей и оказывать влияние на «ходаческие» коллективы. Кроме того, в местных органах нередко преобладали люди, которые окончательно разочаровались в возможностях государства обеспечить население съестными припасами. Объективно они шли на сотрудничество с мешочниками в первую очередь в целях ликвидации голода в потребляющих регионах или недопущения гибели крестьянских продуктов — в производящих. Здесь мы имеем дело с редким случаем, когда политические противники большевиков — преобладавшие в ряде Советов меньшевики и эсеры — содействовали объединению ходоков. Так было в Казанской, Саратовской, Тульской, Тверской, Пензенской губерниях, где представители разных партий, осуществлявшие «паритетное
138
руководство» местными продовольственными организациями, благоволили «самозаготовкам».299
На позиции мешочников, по сути дела, перешли советские, а за ними и остальные руководители Казани. Во главе продовольственного комитета стоял противник хлебной монополии, левый эсер П. И. Штуцер. В январе 1918 г., когда город столкнулся с продовольственным кризисом и стали выдавать по полфута хлеба в день на человека, Казанский губернский продовольственный комитет направил в Уфимскую губернию группы заготовителей-кооператоров. Однако закупленная ими по вольным ценам мука была уфимскими заградотрядами отобрана. Жизнь требовала срочных и радикальных решений. Советские продовольственники Казани проигрывали в соревновании с мешочниками. Тогда П. И. Штуцер и его соратники полностью устранили главный элемент хлебной монополии — твердые цены. Казанская губерния стала своего рода «свободной экономической зоной». В ходе конкуренции с мешочниками определенных успехов добились государственные хлебозаготовители. Но, главное, казанские власти стали непосредственно поддерживать мешочников: снабжали их необходимыми документами, предоставляли «ходаческим» коллективам работников для погрузки на пароходы, добились снятия заградительных подразделений и даже начали создавать отряды для охраны закупленной мешочниками провизии. Через казанскую территорию группы ходоков вывозили продукты из соседних районов. Частью хлеба мешочники в обязательном порядке делились с продовольственным комитетом и в результате продовольственные запасы губернии значительно пополнялись.300 Если в самом начале года еще встречались сообщения о начавшемся в Казани голоде, то в последующие месяцы упоминаний о нем в периодической печати мы не обнаруживаем; хотя некоторые волжские губернии переживали состояние тяжелого продовольственного кризиса.301 Вместе с тем не следует думать, что в этой губернии мешочники могли забыть об осторожности. Власти Казани не могли игнорировать полностью антиме-шочническую политику центра. Кроме того, руководители уездов, в которых скапливалось чересчур много мешочников, время от времени по своей инициативе начинали изгонять их. Дело доходило до столкновений. Но кампании по искоренению спекуляции быстро прекращались.
Действия Казанского продкома всемерно поддерживал местный Совет, который с весны 1918 г. возглавлял левый эсер А. Колегаев. При обсуждении связанных с чехословацким мятежом проблем исполком Совета даже постановил дать согласие на частичную мобилизацию лишь в том случае, если
139
будет отменена хлебная монополия.302 Допущение рыночных отношений в регионе дало положительные результаты. Изучение местной периодики позволяет заключить, что перебои в снабжении Казани продовольствием прекратились. Тем не менее период наибольшего благоприятствования для мешочников закончился вскоре после левоэсеровского мятежа. Группа представителей Наркомпрода и НКВД во главе с Д. П. Малютиным и А. В. Грачевым прибыла в Казань и организовала смещение руководителей Совета и продовольственного комиссариата. Комиссар продовольствия эсер Штуцер сдал полномочия большевику Султангалееву. Все атрибуты хлебной монополии были реанимированы. 1 августа губернский Совет выступает с таким призывом: «Настойчиво, упорно боритесь со спекулянтами-мешочниками». Для этого в Казани и губернии (позднее, чем во многих других регионах) начали создаваться комитеты бедноты. Повсеместно были проведены «облавы на спекулянтов»; мест в казанской городской тюрьме не хватало, и задержанных мешочников стали помещать в специальных расположенных рядом с вокзалом «арестантских вагонах».303
Мы не можем дать окончательного ответа на вопрос, с чем в первую очередь связаны успехи Штуцера и Колегаева. То ли с обложением данью «транзитных» мешочников, то ли с мобилизацией с помощью мешочников внутренних ресурсов губернии. Если правильно последнее, то можно прийти к выводу о том, что легализация мелкого «теневого» снабжения в условиях гражданской войны оказалась бы не только средством решения проблемы голода, но основным методом ее довольно быстрого решения во многих или даже во всех советских областях.
В любом случае государственная поддержка мешочников стала выражением признания руководителями высокой эффективности их работы. В частности, «казанский опыт» не мог не учитывать экономист и руководящий работник ВСНХ М. Н. Смит, когда в июле 1918 г. признал крах «существующей системы твердых цен». Весьма показательно, что еще незадолго до того он был одним из организаторов кампаний борьбы с «ходачеством». По словам Смита, ему «в течение нескольких месяцев приходилось почти ежедневно подписывать приказы о реквизиции мешочного товара, продаваемого выше твердых цен».304 Как видно, бывшие борцы с мешочничеством в центре и на местах начинали оправдывать и поддерживать его. Данное обстоятельство в свою очередь сильно ослабляло фронт борьбы с мешочничеством.
«Казанская история» была все-таки исключительным явлением. Основная часть государственных продовольственных
140
комитетов принимала пассивное участие в организации «хо-дачества» и прежде всего путем выдачи соответствующих мандатов. Нарком продовольствия А. Д. Цюрупа на заседании ВЦИК 9 мая 1918 г. заявил: «Очень большим злом является выдача местными продовольственными организациями разрешений на самостоятельную закупку и провоз хлебных грузов из производящих губерний. Эти разрешения выдаются местными организациями в потребляющих губерниях в больших количествах».305 Примечательно, что мандаты выдавались в первую очередь представителям объединений ходоков, ибо они обладали большими возможностями по части оказания давления на продкомитеты.
Немалый вклад в организацию групп мешочников-железнодорожников внес «Продпуть» — Центральное продовольственное бюро Всероссийского железнодорожного союза. Причиной стало осознание руководством железных дорог опасности остановки транспорта из-за превращения всех его работников в мешочников. На состоявшемся в середине 1918 г. 4-м Всероссийском железнодорожном съезде по сути было решено использовать мешочническое движение и наладить «самозаготовки». В итоге «Продпуть» стал предоставлять объединениям ходоков поезда, товары и отправлять экспедиции за хлебом в Саратовскую и Самарскую губернии.306
Думается, создание мешочниками многообразных и многочисленных объединений со своими осознанными целями и методами деятельности означало переход всего движения на качественно более высокий уровень. Другое дело, что самоорганизация мешочников приводила к созданию, как правило, коллективов численностью в несколько десятков человек, реже — нескольких сотен. Координация действий подобных коллективов отсутствовала, ибо она противоречила задачам движения. Разумеется, свалить советскую власть многочисленным, но разрозненным «ходаческим» объединениям было не по силам. Между тем ослабить и заставить ее изменить методы внутренней политики они оказывались в состоянии.
Можно говорить, что мешочники почувствовали свою мощь. Меняются методы их воздействия на власть. Общение с местными чиновниками осуществлялось по такой схеме: сначала мешочники обращались к ним с просьбами (в 1917 г. все же в большинстве случаев на этом общение и заканчивалось), а затем и довольно скоро повышали тон, требовали, угрожали оружием. М. Н. Смит в июле 1918 г. свидетельствовал, что работать ему «приходилось под стоны, мольбы и угрозы между протянутым револьвером и истерическим пла
141
чем».307 Все чаще объединенные в коллективы мешочники вынуждены были переходить от просьб и угроз к насилию, расправляясь с работниками продовольственных управ. В январе 1918 г. в Екатеринбурге вооруженные револьверами ходоки ворвались в кабинет ответственного работника и стали обсуждать вопрос, каким образом выбросить неприятеля из окна — в мешке или без него. В итоге некоторые продовольственные комитеты переходили почти на «нелегальное положение», в частности, Калужский губпродком одно время работал только в темное время суток.308 Налицо элементы гражданской войны в виде столкновения между агентами власти и деятелями нелегального снабжения.
На протяжении всего периода гражданской войны мешочники оставались организованными. Их коллективы последовательно упрочивались. Об этом свидетельствуют данные научных изысканий, относившихся к началу 1920-х гг. В то время сотрудники Института экономических исследований Народного комиссариата финансов подвели итоги изучения вольного рынка. И пришли к следующему выводу относительно состояния нелегального снабжения: в период гражданской войны мешочничество из «неорганизованного, стихийного, кустарного» приобрело вид «недурно сорганизовавшегося». По их мнению, нелегальное снабжение последовательно «захватывает одну позицию за другой» и страна покрывается густой мешочнической сетью.309
Как представляется, самоорганизация нелегальных снабженцев определила их успехи. Показательно, что в архивных документах (например, в фонде Ленсовета Центрального государственного архива С.-Петербурга) мы не нашли жалоб или прошений от организованных мешочников; при этом одиночки нередко жаловались государственным деятелям на обиды, причиненные им во время поездок за хлебом. Дело в том, что члены мешочнических коллективов надеялись на свои силы и сами защищали себя, при необходимости — творили суд и расправу. Это было чревато серьезными общественными опасностями, поскольку вело к анархии. Вместе с тем опытные мешочники твердо знали, что просить у власти бесполезно: она не только не могла хоть как-то содействовать восстановлению справедливости, но сплошь и рядом становилась источником зла. Возможно, на определенном этапе своеобразное мешочническое самоуправление само по себе было справедливым, по крайней мере олицетворяло наименьшее из зол.
После возникновения устойчивых коллективов мешочников речь уже не шла о простом выживании их членов. Думается, именно консолидация групп нелегальных снабженцев обеспечивала в новых условиях расширение масштабов дви
142
жения, его распространение на новые территории, продвижение в российскую сельскую глубинку. Результатом должно было стать более или менее значительное удовлетворение некоторых потребностей крестьян в товарах широкого потребления.
ПУТИ И МЕХАНИЗМЫ НЕЛЕГАЛЬНОГО ТОВАРООБМЕНА В КОНЦЕ 1917—1918 г.
Важнейшей функцией мешочнического движения стало обеспечение рыночной связи между городом и деревней. В этом отношении требует корректировки утвердившееся в историографии мнение о том, что на протяжении всей гражданской войны «города, промышленные предприятия стали паразитировать за счет деревни».310
Наоборот, нередко многие современники обвиняли деревню в грабеже горожан. Они писали о сельчанах, отнявших «последнюю рубашку» у горожан; о «хитрой» и «жадной» деревне, о ее «мародерстве». Правда, это говорили продавцы товаров крестьянам, точнее, городские мешочники1. Но ведь и крестьяне в 1918—1919 гг. высказывались выразительно. Например, они заявляли: «Если теперь не нажиться, то коцда еще наживешься?».311 Спрашивается, так ли уж. и, всегда ли были неправы упомянутые современники? Если исходить из официальных статистических данных, характершрзщих масштабы доставки крестьянам промышленных товаров и содержание обменных эквивалентов, то ответ таков: да, неправы. Однако еитуаащия была полна противоречий.
В отдельных местах производители хлеба приобретали на вольтом рынке (у ходоков) самовар за 30 фунтов муки, швейную машину — за 1 пуд и т. д. Товарообмен — явно в пользу деревни. Но вот факт противоположного свойства: в некоторых районах крестьяне из-за бестоварья были вынуждены отдавать мешочникам тот же пуд муки за две катушки ниток.312 При оценке существа экономических взаимоотношений города и деревни в изучаемый период не мешает помнить, что ситуация в плане товарообменных эквивалентов складывалась по-разному. Конъюнктура колебалась, и нередко по тем или иным позициям рынок в крестьянских регионах нелегальными снабженцами насыщался.
Реальной альтернативы мешочничеству в изучаемый период не предвиделось, хотя оно представляло явление крайней примитивизации товарных отношений. Представим, как многие миллионы людей на себе или с помощью простейших приспособлений перемещали огромные массы товаров. До
143
стижением стало, например, изобретение санок для мешков. «Время было грозное и первобытное, — свидетельствовал очевидец. — При мне изобрели сани. Первоначально мешки просто тащили за собой по тротуару, потом стали подвязывать к мешкам кусок дерева».313
Никто не собирается говорить об установлении в таких допотопных обстоятельствах в целом пропорционального товарообмена между городом и селом. Вместе с тем, получив общее представление (достоверных статистических данных о нелегальном снабжении быть не может) о громадном количестве промышленных товаров, доставляемых крестьянам «теневым» образом, можем утверждать: в очень многих случаях о «паразитическом» образе жизни городского населения за счет сельских жителей речь вести нельзя. Объективно в условиях развала государственной организации и распада важнейших общественных связей нелегальное снабжение содействовало частичному восстановлению социальной справедливости. К тому же мешочники доходили до самых отдаленных, «медвежьих» углов и производили товарообмен там, куда и в середине 1920-х гг. государственные заготовители добирались с трудом. При этом они использовали специфические методы противостояния государственной монополии.
Итак, в 1918 г. происходят изменения в географии мешочничества. На первый взгляд передвижение мешочников по просторам страны напоминает броуновское движение. На деле определяются главные линии их перемещения, регионы распространения и центры мешочнического торга. Прежде всего, на протяжении 1918 г. постоянно усиливается значение Москвы как центра разветвленной нелегальной торговли. Научные сотрудники Наркомата финансов, проводившие исследование проблем вольного рынка, назвали Москву того времени «сосредоточением мешочнических волн». Они отмечали: «Мешочнику ехать в Москву и выгоднее, и легче. Он здесь скорее найдет и мыло, и соль, и мануфактуру для товарообмена на местах. Он сюда скорее получит и железнодорожный билет».314 Этот набор причин превращения Москвы в перевалочную базу нелегального снабжения может быть расширен.
Москва, несмотря на все запреты со стороны «вождей», оставалась торговым городом. На многочисленных столичных площадях звучал разноголосый гомон продавцов, расхваливавших на все лады свои товары. Москвичи в отличие от жителей некоторых других городов вовсе не казались изможденными, выглядели бодрыми, были тепло одеты. На рынках продавали оптом и в розницу хлеб, пирожки, папиросы, спички, рис, изюм и т. д. За всем этим приезжали сюда мешочники из Северного, Северо-Западного, Северо-Восточ
144
ного и Центрального регионов. Многим ходокам было не по силам предпринимать рискованные экспедиции в неизвестные и пугающие дали, выдерживать бесконечные пересадки с поезда на поезд и неожиданные встречи с заградительными отрядами. Петроградцам, например, едва удавалось уходить от строгого контроля на ведущей в столицу Николаевской железной дороге, за которой пристально наблюдали Наркомпрод и ВЧК; на большее у мешочников попросту не хватало сил. Зинаида Гиппиус вспоминает, что она и ее приятели получали в бывшей столице хлеб из Москвы «с оказией». Если бы не существовало подобного канала нелегальной поставки хлеба в «колыбель революции», то петроградцам пришлось бы в отдельные периоды довольствоваться исключительно выдаваемым по карточкам овсом.315
По общему признанию, с огромными трудностями был связан провоз ходоками продуктов транзитом через Москву.316 Это относится ко всем нелегальным снабженцам-потребителям. И в гораздо меньшей мере касается спекулянтов, наладивших связи в кругах государственных продовольственни-ков; механизм доставки продуктов ими был хорошо налажен, «смазан» взятками. Профессиональные нелегальные снабженцы в целях предотвращения риска в 1918 г. выработали систему поэтапной поставки провизии населению. В отличие от 1917 г. их делом стало только ввезти продукты в крупные города и прежде всего в столицу. Затем местные спекулянты осуществляли перепродажу местным жителям и мелким мешочникам из хлебонедостаточных районов.
Специалисты Северной областной продовольственной управы изучили состав мешочников, в крупнейших городах и пришли к следующему выводу. Среди мешочников-профессионалов преобладали уроженцы сел, маленьких городков черноземных губерний и вот они-то, по сведениям сотрудников управы, «только тем и занимаются, что возят муку в крупные голодающие городские центры и там сбывают ее по баснословной цене».317 Речь идет в первую очередь о Москве. Источник, в частности, сообщает о поездках в столицу «безоседлых» спекулянтов с мешками муки.318 На улицах Москвы все чаще появлялись люди «нестоличного» вида — это были иногородние мешочники. В частности и поэтому, по справедливому замечанию посетившего Москву Бертрана Рассела, столица «производила впечатление некоей большой деревни, а не известного столичного города».319
Приоритетное положение центра нелегальной транзитной торговли по праву занимала Москва. Группы профессиональных мешочников, проживавших в южных и юго-восточных регионах страны, доставляли в Москву из своих
145
родных мест крупные по тому времени партии продуктов.320 Речь должна идти не только о хлебе. По сообщению председателя Московского городского продовольственного комитета М. Е. Шефлера, к середине лета 1918 г. мешочники перевезли в столицу почти весь запас сахара с курских сахарных заводов. После этого крупные запасы сахара сохранились только на тамбовских предприятиях; да и то лишь потому, что путь мешочников на Тамбов не принадлежал к числу самых оживленных.321
Думается, собственно москвичи профессионально мешочничеством занимались не часто. Скорее их уделом становились посреднические операции по продаже мешочнических товаров на многочисленных столичных рынках. Здесь их раскупали жители столицы и мелкие мешочники из соседних губерний. Вывезти хлеб не составляло особого труда, поскольку контролировать еще и вывоз из столицы у властей сил не хватало. В итоге Московско-Виндаво-Рыбинская железная дорога играла важную роль в налаживании нелегального снабжения Северо-Запада.322
Москва была избрана на роль центрального рынка, так как находилась на пересечении многочисленных дорог. В частности, экспедиция каждого ходока за хлебом из Костромской губернии в Москву обходилась в 200 р., а в отдаленные районы Юго-Востока — в 800 р. и больше.323 Мелким нелегальным снабженцам проще и удобнее стало доставлять провизию для своих семей из столицы.
М. Пришвин противопоставлял столичных жителей (подразумевалось население Москвы и близко расположенных к ней губерний) обывателям провинции. Он указывал на следующее различие между ними: «Столичный человек живет весь в азарте спекуляции».324 Хорошо изучивший проблему «изнутри» московский рабочий и мешочник Борис Андреевич Иванов, делясь вынесенными из своих экспедиций за провизией впечатлениями, заявлял: «Известно, что вся Московская (губерния. — А. Д.) на спекуляции живет».325 По этому показателю губерния противопоставлялась прочим регионам. Подобных характеристик применительно к жителям других территорий мне встречать не приходилось.
По официальным данным Московской продовольственной управы, в столицу в начале 1918 г. мешочниками еженедельно доставлялось 1.2 млн пудов продовольствия.326 Этого было чересчур много для полугора миллионов москвичей. В то же время отмечалось сокращение потребления хлеба, привозимого мешочниками,327 жителями Москвы. Дело в том, что провизию из столицы увозили ходоки соседних голодных губерний.
146
Разумеется, поездками в Москву за продуктами не ограничивалась география мешочнических поездок. Направления движения нелегальных снабженцев менялись. Это определяли и следующие обстоятельства. Учитывалось наличие железной дороги или удобного речного сообщения; нелегальные добытчики продовольствия действовали в пределах 25—30 верст от железных дорог и пристаней.328
Немаловажным обстоятельством при выборе пути была дешевизна провизии в желанном хлебном районе; выясняли ходоки это в поездах и на рынках во время расспросов коллег.329 Выше упоминалось, что в 1918 г. в Петрограде цены на хлеб были в 24 раза выше, чем в Саратове, и в 15 раз выше, чем в Симбирске. Сахар во Владивостоке стоил 2 р. за фунт, в Иркутске — 8 р., в Омске — 30 р., в Челябинске — 45 р. От того, до какого из этих пунктов имел силы добраться мешочник, зависела его прибыль и, значит, судьба.330
Наконец, направление движения потоков мешочников во многом определялось порядком дислокации заградительных отрядов. Примечательно, что мешочники облюбовывали нередко прифронтовые местности для своих закупок, ибо заградительные формирования уходили из них; нелегальные снабженцы также вывозили хлеб из районов крестьянских восстаний, которые реквизиционные отряды старались поскорее покинуть. В целом важная роль «заградов» в определении мешочнических «троп» хорошо прослеживается при знакомстве с освоением ходоками Воронежской губернии. Она привлекала нелегальных снабженцев, так как, по сведениям местного продовольственного комитета, хлеба в ней производилось «в избытке».331 Но вплоть до осени 1918 г. добраться до нее им, как правило, не удавалось, так как Воронежский губернский продовольственный комитет выставил на дорогах многочисленные реквизиционные подразделения. Петроградский мешочник Балабаев рассказывал в июне 1918 г.: «В Воронежской губернии отбирают, не дают провозить, в южных губерниях тоже. Если как-нибудь ночью украдкой проволочем (мешки с хлебом. — А. Д.), может быть, удастся вывезти».332 Приходилось довольствоваться закупками в расположенной ближе к центру Орловской губернии, где в итоге скопилось множество мешочников и они сильно конкурировали друг с другом. Весной 1918 г. орловский уполномоченный Наркомпрода Куликов указывал на отличительную особенность курируемого им региона по сравнению с соседними и заявлял: «От Тулы до Орла на всех платформах масса мешочников с хлебом».333 Однако в начале осени в связи с частичной легализацией рыночных отношений в некоторых уездах Воронежской губернии — Алексеевском, Бобровском,
147
Воронежском, Острогожском и Нижнедевицком были сняты заградительные отряды. Тотчас туда приехали нелегальные снабженцы. Тогда ходокам всей страны стали известны названия воронежских железнодорожных станций — Таловая и Туликово, на которых формировались мешочнические эшелоны и откуда они отправлялись в Московскую область. В Орловской и Воронежской губерниях нелегальные добытчики провизии, судя по количеству вывезенных продуктов, оставили далеко позади себя прочих хлебозаготовителей.334 В результате, по данным Воронежского губпродкома, они осуществляли закупки «по вольным, хотя и недорогим ценам».335
Когда приток мешочников в Москву по каким-либо причинам (чаще всего из-за развертывания очередной «заградительной» кампании) ослабевал и цены на провизию в столице поднимались, мешочники отправлялись за хлебом в дальние районы. Например, нелегальные снабженцы из Костромы держали путь в Сибирь и прежде всего в Омск. Затем следовали поездки в низовья Волги (Казань, Симбирск, Самару, Саратов), в Вятскую губернию. Наконец, промышляли в Приуральском районе, прежде всего в верховьях рек Камы и Белой. Всего реже отправлялись за провизией в перерезанную реквизиционными отрядами и фронтами дорогу на Дон и Кубань.336 Понятно, что направленность потоков мешочников из других губерний могла отличаться.
Поездки в Сибирь занимали одно из первых мест в планах мешочников-профессионалов. По сведениям железнодорожного ведомства, в первые месяцы 1918 г. «из Сибири идет ежедневно несколько поездов с мешочниками». В отличие от 1917 г. в 1918 г. прекратилась активная мешочническая торговля с Маньчжурией, так как китайское правительство запретило вывоз продуктов и товаров через Харбин в Россию.337 Однако продовольственных запасов вполне хватало и в Сибири. В 1914—1917 гг. хлеб отсюда вывозился в очень небольших количествах из-за перегруженности Транссибирской магистрали военными перевозками. Только от урожая 1917 г. в Сибири осталось 670 млн пудов зерна. В местностях этого региона, выделывающих масло, его осталось так много, что оно использовалось для варки мыла. Сибирская деревня с нетерпением ожидала прибытия мешочников из северных и центральных районов. В свою очередь нелегальные снабженцы из Владимира, Калуги, Пензы стремились попасть в Тобольскую, Алтайскую, Томскую губернии. Цены на хлеб здесь (да еще на Украине) оказались самыми низкими на территории бывшей царской России. В сибирской деревне весной 1918 г. соотношение твердых и вольных цен составляло 6 : 1, а в коренной России оно доходило до 30 : 1. Однако
148
дорожные расходы были по карману только состоятельным людям, мешочникам-спекулянтам с большим стажем. Когда советскую власть в Сибири свергли, им пришлось платить еще и таможенные сборы. Небольшевистские правители в отличие от большевистских поставили движение мешочников под контроль и использовали в целях пополнения казны. Уже упоминалось, что в Челябинской губернии были установлены «таможенные посты», сотрудники которых взимали с каждого мешка с зерном налоги размере до 30 % от стоимости.338
Вместе с тем определяется несколько линий перемещения нелегальных снабженцев в Южные, Юго-Восточные и Юго-Западные регионы. В первую очередь упомянем о волжском пути. По мере разрушения железнодорожного транспорта и усиления контроля со стороны государства за передвижениями по стальным магистралям возрастало значение Волги и ее многочисленных притоков. Это был благодарный, оправдывавший затрачиваемые силы и средства путь, в частности из-за перепадов в ценах на зерно в разных его пунктах (в верховьях реки и в Заволжье). Кроме того, хлебной монополии на Волге не существовало фактически, а во многих местностях она была отменена местными Советами и продко-мами официально. Вплоть до середины 1918 г. у руководителей продовольственного дела вообще не доходили руки до организации заградительных отрядов на крупных водных магистралях, действовавшие же на отдельных пристанях агенты Наркомпрода «по борьбе с мешочничеством» в лучшем случае справлялись с учетом провозимого ходоками хлеба. «Бороться с мешочничеством на водных путях невозможно», — читаем в июльском номере «Бюллетеня Московского городского продовольственного комитета». Кстати, упомянутые агенты Наркомпрода с успехом поработали для будущих историков — благодаря их подсчетам мы сегодня знаем, что летом 1918 г. нелегальные перевозки провизии по Волге по меньшей мере в 2.5 раза превосходили государственные. Правда, они не учитывали, что отправленные продовольственными органами транспорты постоянно грабились местными жителями; иногда захват судов напоминал грабежи Стеньки Разина и его молодцов.339
Лишь 12 июля на заседании СНК было принято первое решение об организации контроля над водным пассажирским транспортом «для воспрепятствования свободному передвижению белогвардейцев, контрреволюционеров и мешочников» (знаменательно, что нелегальные снабженцы упомянуты в одном ряду с политическими врагами). Но и после этого дислоцированные на берегах Волги немногочисленные «за-грады» нередко без толку проводили время из-за отсутствия
149
или неисправности пароходов; лишь в районе Саратова и Камышина действовали против ходоков четыре судна с паровыми двигателями — капля для мешочнического моря.340 Все эти обстоятельства: падение цен по мере приближения к Поволжью, отсутствие реквизиций — нелегальные снабженцы использовали в полной мере.
Из Нижнего Новгорода, Рязани, Ярославля и Костромы нелегальные заготовители на пароходах (не менее 500 человек на каждом) направлялись в Поволжье.341 В прибрежных селах Симбирской губернии происходила встреча двух потоков добытчиков хлеба. Здесь мешочники юга России, скупавшие хлеб у крестьян Поволжья и Заволжья и запасавшиеся в местных Советах разрешениями на провоз его с целью перемола на симбирских мельницах, продавали свой товар «коллегам» с севера. Те грузили муку в специальные лодки с двойными днищами и отправлялись в сторону Костромы, Москвы и дальше — на север и северо-запад. Так осуществлялось «транзитное» мешочничество.
Навстречу северным нелегальным снабженцам из Низовьев Волги двигались астраханские мешочники, которые везли с собой рыбу и соль для обмена на вещи и хлеб. Таким образом, знаменитая вобла попадала в голодающие российские города. Примечательно, что И. В. Сталин в середине 1918 г. называл Царицын, Саратов, Астрахань «клапанами спекуляции».342 Многие волжские города, как и до революции, продолжали оставаться ярмарками областного масштаба. Надо признать, что вообще деятельность мелких и средних ярмарок в описываемое время находилась на подъеме, хотя крупные — вроде нижегородской — в условиях нестабильности и нелегальности работать не могли и прекратили свое существование. Вместе с тем усилению товарооборота в Поволжском регионе содействовало использование мешочниками железных дорог, подходивших вплотную к главной русской реке, — Волго-Бугульминской и Самаро-Златоустов-ской. По этим путям подвозилось к волжским пристаням продовольствие, закупленное в первую очередь в Уфимской губернии.343
Выше сообщалось, что линии фронтов, непроницаемые для советских хлебозаготовителей, не были для нелегальных снабженцев непреодолимой преградой; враждующие стороны пропускали наполненные мешочниками транспорты. Однако после возвращения с белой территории на советской стороне мешочников стали проверять на предмет выявления вражеских лазутчиков. Чреватой неприятными последствиями считалась проверка в Симбирске. В.В. Куйбышев, руководивший красными отрядами в городе, заявил, что «Волга — это пре
150
No comments:
Post a Comment