9 А.Ю.Давыдов Нелегальное снабжение российского населения и власть 1917—1921 гг Мешочники

59 Атлас 3. В. Очерки по истории денежного обращения в СССР (1917-1925 гг.). М., 1940. С. 34.

60 Известия Уфимского... комитета. 1918. № 25. 19 янв. С. 1; Продовольствие и снабжение / Орган Костромского продовольственного комитета. 1918. 1 апр. С. 10; Продовольственное дело / Изд. МГПК. 1918. № 2. С. 17.

61 Продовольственное дело / Изд. МГПК. 1918. № 1. 28 янв. С. 19.

62 Суворова Л. Н. За фасадом «военного коммунизма». С. 50.

63 См., напр.: Известия Саратовского совета рабочих, солдатских и красноармейских депутатов и районного исполнительного комитета. 1918. 7 авг. С. 4.

64 Цит. по: Вестник Всероссийского союза служащих продовольственных организаций. 1918. № 3. 30 мая. С. И.

65 Павлюченков С А. Крестьянский Брест... С. 26; Продовольственное дело / Изд. МГПК. 1918. № 3. 24 февр. С. 12.

66 Продовольственное дело / Изд. МГПК. 1918. № 3. 24 февр. С. 12.

67 Железнодорожные известия. 1918. № 2. И июля.

68 Орджоникидзе 3. Путь большевика : Страницы из жизни Г. К. Орджоникидзе. М., 1956. С. 183; Северная область: Ежедневный листок Комитета продовольствия и снабжения Северной области. 1918. 10 авг.

69 Документы по истории гражданской войны в СССР. Т. 1. С. 156. ™Там же. С. 157.

71 Продовольственный вестник Тульского... комиссариата. 1918. № 7. 22 июня. С. 9.

72 Григорий Константинович Орджоникидзе (Серго). М., 1986. С. 98-99.

73 Документы по истории гражданской войны в СССР. Т. 1. С. 158.

74 Северная область. 1918. 11 авг.

75 Цит. по: Фрумкин М. Товарообмен в период военного коммунизма // Вопросы торговли. 1929. № И. С. 62.

76 Собрание узаконений и распоряжений Рабочего и Крестьянского правительства. 1917—1918. № 30. Ст. 398; Дмитренко В. П. Советская экономическая политика в первые годы пролетарской диктатуры. М., 1986. С. 56.

77 Цит. по: Продовольственный вестник Тульского... комиссариата.

1918. № 5. 18 мая. С. 10.

78 Борьба за власть Советов в Томской губернии (1917—1919): Сборник документальных материалов. Томск, 1957. С. 307.

79 Продовольственная политика в свете общего хозяйственного строительства: Сб. материалов. М., 1920. С. 73—74, 175; Деятельность продовольственных организаций : (По данным чрезвычайной ревизии Совета обороны). М., 1919. С. 5, 26; Вайсберг Р. Е. Деньги и цены : Подпольный рынок в период военного коммунизма. М., 1925. С. 13; Германов Л. (Фрумкин М.). Товарообмен, кооперация и торговля. М., 1921. С. 5; Прокопович С. Н. Народное хозяйство СССР. Нью-Йорк, 1952. С. 2. С. 145; Известия Наркомата продовольствия. 1918. № 9. С. 3.

80 Деятельность продовольственных организаций. С. 73—74.

81 Из истории гражданской войны в СССР. Т. 1: Март 1918—март

1919. М., 1960. С. 291; Первая конференция рабочих и красноармейских депутатов 1-го городского района. 25 мая—5 июня : Стеногр. отчет. Пг., 1918. С. 148.

82 Известия Саратовского совета. 1918. 4 сент.

267

83 Продовольственное дело / Изд. МГПК. 1918. № 6. 21 марта. С. 20.

84 Дмитренко В. 77. Советская экономическая политика... С. 55—57.

85 Смит М. Н. Экономические предпосылки фиксации цен. С. 143; Орлов Н. А. Продовольственный тупик // Рабочий мир. 1919. № 4—5. С. 37-38.

86 Орлов И. А. Продовольственная работа Советской власти. М.,

1918. С. 299; Известия Наркомата продовольствия. 1918. № 4—5. С. 22— 23; Вайсберг Р. Е. Деньги и цены. С. 43; Продовольственная политика в свете общего хозяйственного строительства. С. 175.

87 Орлов Н.А. Продовольственный тупик. С. 38; Гордиенко И. Первый Выборгский. М., 1934. С. 48.

88 Протоколы заседаний Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета 4-го созыва: Стеногр. отчет. М., 1920. С. 250, 251.

89 Продовольствие и снабжение / Орган Костромского ... комитета.

1919. № 8-10. 15 апр.-15 мая. С. 33; Кибардин М.А., Медведев Е. И., Шишкин А. А. Октябрь в деревне : (На материалах Среднего Поволжья). Казань, 1967. С. 51; Потапенко В. Записки продотрядника. 1918— 1920 гг. Воронеж, 1973. С. 72.

90 Советы в эпоху военного коммунизма : Сб. документов / Под ред.

B. П.Антонова-Саратовского. М., 1928. Ч. 1. С. 56.

91 Пайпс Р. Русская революция. М., 1994. 4.2. С. 415; Протоколы заседаний Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета...

C. 389.

92 Пятый Всероссийский съезд Советов рабочих, крестьянских, солдатских и казачьих депутатов. Москва. 4—10 июля 1918 г.: Стеногр. отчет. М., 1918. С. 157-158.

93 Документы по истории гражданской войны в СССР. Т. 1. С. 166.

94 Пятый Всероссийский съезд Советов... С. 146.

95 Документы по истории гражданской войны в СССР. Т. 1. С. 158.

96 Продовольственное дело / Изд. МГПК. 1918. № 1. 28 янв. С. 5; Сталин в Царицыне / Сост. А. И. Хмельков. Сталинград, 1940. С. 32.

97 Продовольственное дело / Изд. МГПК. 1918. № 18. 9 июня. С. 7.

98 Пришвин М. М. Дневники. 1920-1922 гг. М., 1995. С. 151.

99 Кибардин М. А., Медведев Е. И., Шишкин А. А. Октябрь в деревне. С. 90; Бережков В. И. Питерские прокураторы : Руководители ВЧК— МГБ. 1918-1954. СПб., 1998. С. 92.

100 Из истории гражданской войны в СССР. Т. 1. С. 317; Подколзин А. М. К вопросу о продовольственном положении... С. 302; Известия ВЦИК. 1918. 17 авг.; Соломон Г. Среди красных вождей. М., 1995. С. 116-117.

101 Жизнь железнодорожника. 1918. № 24—25. 15 авг.

102 Известия Воронежского... комитета. 1918. № 9. 15 авг. С. 2; Окнинский А. Л. Два года среди крестьян. М., 1998. С. 18—19.

103 Железнодорожные известия : Еженедельный орган Союза железнодорожников Александровской дороги. 1918. № 5—6. 7 авг. С. 10; Северная область. 1918. 21 авг.; Известия Воронежского... комитета. 1918. № 9. 15 авг. С. 2.

104 Обзор деятельности Нижегородского губернского продовольственного комиссариата. С. 68, 69.

Ю5Отечественная история. 1993. № 6. С. 51—52; Дронин ГА. Первый эшелон сибирского хлеба //Хлеб и революция. С. 55; Медведев Е. И. Из истории борьбы за хлеб в Самарской губернии в 1918 г. // Учен. зап. Куйбышевского гос. пед. ин-та им. В. В. Куйбышева. Вып. 20. 1958.

268

С. 17; Андреев В. М. Продразверстка и крестьянство // Исторические записки. Т. 97. М., 1976. С. 10.

106 Знамя революции / Орган Казанского совета солдатских и рабочих депутатов. 1918. 16 июля.

107 Известия Наркомата продовольствия. 1918. № 16—17. С. 27, 30, 31. '°8 Там же. 1918. № 12-13. С. 29.

109 Советы в эпоху военного коммунизма. Ч. 1. С. 50; Известия Воронежского... комитета. 1918. № 4. 28 июля. С. 4; № 8. II авг. С. 1; Из истории гражданской войны в СССР. Т. 1. С. 299.

110 Известия Воронежского... комитета. 1918. № 23. 3 окт. С. 26.

111 Железнодорожные известия. 1918. № 1. 27 июня. С. 8.

112 Там же.

113 Северная область. 1918. 19 июня.

114 Известия Ставропольского... комитета. 1917. № 18—19. С. 14; Борьба трудящихся Орловской губернии... С. 161; Продовольственный вестник Тульского... комиссариата. 1917. № 7. 22 июня. С. 5, 8.

115 Филиппов И. Т. Продовольственная политика... С. 97. 1,6 Павлюченков С. А. Крестьянский Брест... С. 11.

117 Краснов В., Дайнес В. Неизвестный Троцкий. М., 2000. С. 63; Бровкин В. Н. Россия в гражданской войне: Власть и общественные силы // Вопросы истории. 1994. № 5. С. 25; Установление и упрочение Советской власти в Вятской губернии. С. 506; Гражданская война и военная интервенция в СССР : Энциклопедия / Под ред. С. С. Хромова. М., 1987. С. 411; Известия Уфимского... комитета. 1917. № 19. 1 дек. С. 7; Телицын В. Нестор Махно. С. 282.

118 Попов. Воспоминания о Курском советском полку (1917—1918) I Пролетарская революция. 1925. № 7. С. 157; Еременко Е. П. Непреодолимый заслон II Хлеб и революция. С. 100.

119 Бюллетень МГПК. 1918. 20 июля; Северная область. 1918. 30 июня.

120 Халатов А. Б. Система заготовок и распределения в период военного коммунизма // Внутренняя торговля Союза ССР за X лет. М., 1928. С. 29.

121 Центральный государственный архив г. С.-Петербурга (ЦГА СПб.), ф. 143, on. 1, д. 67, л. 144 об.; Продовольственное дело / Изд. МГПК. 1918. № 8. 31 марта. С. 11.

122 Северная область. 1918. 30 июня; 16 июля.

'23 фейгельсон М. Мешочничество и борьба с ним в пролетарском государстве // Историк-марксист. 1940. № 9. С. 16—11.

124 Второй съезд Северного областного продовольственного комитета И Северная область. 1918. И июля.

125 См., напр.: Известия по продовольствию / Орган Томского губернского продовольственного комитета. 1918. С. 28—29.

126 Продовольственное дело / Изд. МГПК. 1918. № 24. 21 июля. С. 10.

127 Шер В. В. Социалистический Компрод и индивидуалист-мешочник // Вестник Московского областного союза кооперативных объединений. 1919. № 3-4. 8 мая. С. 10.

128 Макаренков М. Е. Московские рабочие в борьбе с продовольственными трудностями в 1918 г. // 40 лет Великого Октября. М., 1957. Вып. 2. С. 16.

129 Гордеев Г. С. Сельское хозяйство в войне и революции. М.; Л., 1925. С. ПО.

130 Кибардин М. А., Медведев Е. И., Шишкин А. А. Октябрь в деревне. С. 85.

269

131 Из истории гражданской войны в СССР. Т. 1. С. 299.

132 Бюллетень Московского городского продовольственного комитета. 1918. 2 авг. С. 4.

133 Известия отдела снабжения при Уфимском губернском Совете рабочих, солдатских и крестьянских депутатов. 1918. № 29. 8 марта. С. 11; Известия Уфимского... комитета. 1918. № 24. 21 июля. С. 21.

134 Продовольственное дело / Изд. МГПК. 1918. № 8. 31 марта. С. 20; № 24. 21 июля. С. 21.

135 Продовольствие / Орган Нижегородской губернской продовольственной управы. 1917. № 24. 26 ноября. С. 8; Известия Уфимского... комитета. 1918. № 25. 19 янв. С. 1.

136 Известия Уфимского... комитета. 1918. № 25. 19 янв. С. 1.

137 Там же. № 28. 1 марта. С. 1.

138 Продовольственное дело / Орган Харьковского губернского продовольственного комитета. 1918. № 1—2. 11 янв. С. 11.

139 Советы в эпоху военного коммунизма. Ч. 1. С. 285; Продовольственное дело / Изд. МГПК. 1918. № 10. 14 апр. С. 19.

140 Продовольственное дело / Изд. МГПК. 1918. № 25. 28 июля. С. 12; Добротвор Н. Профсоюзы и борьба за хлеб в годы гражданской войны // История пролетариата СССР. 1934. № 3. С. 173.

141 Понихидин Ю. М. Революционные комитеты РСФСР (1918— 1921). Саратов, 1982. С. 52; Подколзин А. М. К вопросу о продовольственном положении... С. 300.

142 Обязательное постановление по борьбе с мешочниками // Известия по продовольствию / Орган Томского... комитета. 1918. № 8. С. 31; Известия Уфимского... комитета. 1917. № 26. 26 янв. С. 13; № 27. 2 февр. С. 6; № 28. 1 марта. С. 14; Известия Отдела снабжения при Уфимском губернском совете. 1918. № 31. 29 марта. С. 8.

143 Известия по продовольствию / Орган Томского... комитета. 1918. № 8. С. 28, 29.

144 Королева А. Левые эсеры и хлебная монополия // Борьба классов. 1935. № 10. Окт. С. 57; Документы по истории гражданской войны в СССР. Т. 1. С. 158; Известия Ставропольской... комиссии. 1918. № 18. 9 июня. С. 13.

145 Филиппов И. Т. Продовольственная политика... С. 93; Борьба трудящихся Орловской губернии... С. 176.

146 Вестник калужской кооперации. 1918. № 1—2. С. 7.

147 Известия Наркомата продовольствия. 1918. № 8. С. 18; № 12— 13. С. 29; Кулышев Ю. С, Тылик С. Ф. Борьба за хлеб. Л., 1972. С. 25; Маймескулов Л. Я., Рогожин А. П., Сташис В. В. Всеукраинская чрезвычайная комиссия (1918—1922). Харьков, 1990. С. 300; Продовольственная политика в свете общего хозяйственного строительства. С. 249—250; Известия Воронежского... комитета. 1919. N°. 1. 5 янв. С. 4.

148 Макаренков М. Е. Московские рабочие... С. 21; Подколзин А. М. К вопросу о продовольственном положении... С. 304.

149 Известия Воронежского... комитета. 1918. № 33. 7 ноября. С. 4.

150 Потапенко В. Записки продотрядника. С. 137; Бюллетень МГПК. 1918. 20 июля.

151 Кибардин М. А., Медведев Е. И., Шишкин А. А. Октябрь в деревне. С. 87; Известия Воронежского... комитета. 1918. № 26. 13 окт. С. 6.

152 Установление и упрочение Советской власти в Вятской губернии. С. 513, 541.

270

153 ЦГА СПб., ф. 76, on. 1, д. 19, л. 100.

154 Продовольственное дело / Изд. МГПК. 1917. № 34. 31 дек. С. 16.

155 Известия Наркомата продовольствия. 1919. № 3—6. С. 17; Большаков А. М. Деревня. 1917—1927. М., 1927. С. 120; Известия Петрокомпрода. 1919. 15 февр. С. 1; Продовольственное дело / Орган продовольственного отдела Харьковского губернского совета. 1919. № 1. 15 февр. С. 7; Вестник отдела снабжения г. Твери. 1918. № 12. Дек. С. 90.

156 Бровкин В. Н. Россия в гражданской войне : Власть и общественные силы // Вопросы истории. 1994. № 5. С. 35.

157 Северная область. 1918. 19 июня.

158 Гордиенко И. Первый Выборгский. С. 31.

159 Самойлова К. Продовольственный вопрос и Советская власть. Пг., 1918. С. 19.

160 Известия Саратовского совета рабочих, солдатских и красноармейских депутатов. 1918. 21 февр.

161 Борьба трудящихся Орловской губернии... С. 180.

162 Вестник калужской кооперации. 1918. № 1—2. С. 7.

163 Ленинский сборник. Т. 18. С. 197.

164 Цит. по: Селунская В. М. Рабочий класс и Октябрь в деревне. М., 1968. С. 164.

165 цит по: Яр0в Q в Горожанин как политик. СПб., 1999. С. 27.

166 Известия Воронежского... комитета. 1918. № 4. 28 июля. С. 2; 1919. №1.5 янв. С. 4; Северная область. 1918. 8 авг. С. 4.

167 См.: Деятельность продовольственной организации : (По данным чрезвычайной ревизии Совета обороны). М., 1919.

168 Подколзин А. М. К вопросу о продовольственном положении... С. 302; Брюханов Н. О снятии с железнодорожных путей заградительных отрядов // Продовольствие и снабжение. Орган Костромского ... комитета. 1919. № 1-2 (1-15 янв. 1919 г.). С. 5.

169 Труды Второго съезда Советов народного хозяйства Северного района. Петроград. 10—16 февраля 1919 г. Пг., 1919. С. 54.

170 Веневский революционный вестник. 1918. 17 авг.

171 Собрание узаконений и распоряжений Рабочего и Крестьянского правительства. 1918. № 57. 7 авг. Ст. 634; Советы в эпоху военного коммунизма (1918—1921): Сб. документов. М., 1929. С. 397; Продовольствие и снабжение / Орган Костромского ... комитета. 1919. № 1—2. 1 — 15 янв. С. 5; Из истории гражданской войны в СССР. Т. 1. С. 322.

172 Известия Наркомата продовольствия. 1918. № 8. С. 33.

173 Там же.

174 Бюллетень МГПК. 1918. 28 июня. С. 5.

175 Ленинградская кооперация за 10 лет. Л., 1928. С. 361; Толстая А. Дочь. М., 2000. С. 282; Записки князя Кирилла Николаевича Голицына. М., 1997. С. 136, 146; Продовольствие и снабжение / Орган Костромского... комитета. 1918. № 7. 1 окт. С. 22; Известия Ставропольского губернского продовольственного комитета. 1917. № 14. 28 окт. С. 12.

176 См.: Действия и распоряжения правительства // Известия Уфимского... комитета. 1918. № 28. 1 марта. С. 1; Кибардин М. А., Медведев Е. И., Шишкин А. А. Октябрь в деревне. С. 85—87.

177 Известия Уфимского... комитета. 1918. № 27. 2 февр. С. 6; Продовольственное дело / Изд. МГПК. 1918. № 23. С. 7.

178 Цит. по: Продовольственное дело / Изд. МГПК. 1918. № 1. 28 янв. С. 9.

271

179 Монастырский Б. Начало советской работы // Продовольствие и революция. 1923. № 4. С. 189; Советы в эпоху военного коммунизма (1918-1921). 4.2. С. 397.

180 Там же. 1918. 20 июля.

181 См.: Эндрю К., Гордиевский О. История внешнеполитических операций от Ленина до Горбачева. М., 1992. С. 74; Свердлов Я. М. Избранные произведения. М., 1959. Т. 2. С. 190.

182 Письма во власть. 1917—1927 : Заявления, жалобы, доносы, письма в государственные структуры и большевистским вождям. М., 1998. С. 54; Самойлова К. Продовольственный вопрос... С. 39.

183 Три года борьбы за диктатуру пролетариата (1917—1920). Омск, 1920. С. 72; Продовольственное дело / Изд. МГПК. 1918. № 15. 19 мая. С. 12; Борьба трудящихся Орловской губернии... С. 180.

184 Филиппов И. Т. Продовольственная политика... С. 89—90; Комбеды Воронежской и Курской областей : Материалы по истории комитетов бедноты. Воронеж, 1935. С. 268; Известия Уфимского... комитета. 1918. № 28. 1 марта. С. 18; № 30. 15 марта. С. 13.

185 Филиппов И. Т. Продовольственная политика... С. 92.

186 Там же. С. 90; Железнодорожные известия. 1918. № 5—6. 7 авг. С. 12; Известия Петрокомпрода. 1918. № 17. 26 июля; Известия Уфимского... комитета. 1918. № 27. 2 февр. С. 6.

187 Кибардин М. А., Медведев Е. И., Шишкин А. А. Октябрь в деревне. С. 55.

188 Попов. Воспоминания о Курском советском полку. С. 157.

189 Шкловский В. Сентиментальное путешествие. М., 1990. С. 164—

165.

190 Продовольственное дело / Орган продовольственного отдела Харьковского губернского совета. 1919. № 1. 15 февр. С. 15.

19> Бюллетень МГПК. 1919. № 22. 31 янв. С. 3; Шерман С. Внутренний рынок и торговый быт Советской России / Экономический вестник. Берлин, 1923. Кн. 2. С. 109.

192 Известия Уфимского... комитета. 1918. № 28. 1 марта. С. 2; Пав-люченков С. А. Крестьянский Брест... М., 1996. С. 27; Пошлин Т. И. Хлеб для Красного Питера / Хлеб и революция. С. 107.

193 Обзор деятельности Нижегородского губернского продовольственного комиссариата. С. 69.

194 Северная область. 1918. 4 июня; Наше слово. 1918. 22 мая; Знамя революции. 1918. 16 июня.

195 Павлюченков С. А. Крестьянский Брест... С. 27.

196 Северная область. 1918. 22 июня.

197 Известия Воронежского... комитета. 1918. № 18. 15 сент. С. 5.

198 ЦГА СПб., ф. 8098, оп. 2, д. 1, л. 29-29 об., 30-30 об.

199 Ленинградская кооперация за 10 лет. С. 363, 365; Соколов С. А. Революция и хлеб. С. 79.

200 Филиппов И. Т. Продовольственная политика... С. 95; Суворова Л. Н. За фасадом «военного коммунизма». С. 50.

201 Новый путь / Орган Совета народного хозяйства и экономических комиссариатов Союза коммун Северной области. 1919. № 6—8. Март—апрель. С. 41.

202 См.: Продовольственное дело / Изд. МГПК. 1918. № 30—32. 15 сент. С. 1; Бюллетень'МГПК. 1918. 9 окт. С. 2.

203 Известия Воронежского... комитета. 1918. № 29. С. 1; № 3. С. 3.

204 Там же. № 38. 24 ноября. С. 4.

272

205 Продовольственное дело / Орган продовольственного отдела Харьковского губернского совета. 1919. № 2. 25 февр. С. 5; Известия Воронежского... комитета. 1918. № 21. 26 сент. С. 6.

206 Филиппов И. Т. Продовольственная политика... С. 95.

207 Продовольственное дело / Изд. МГПК. 1918. № 30—32. 15 сент. С. 37; Ленинградская кооперация за 10 лет. С. 315, 318; Известия Петрокомпрода. 1918. № 37. 20 авг.

208 Известия Петрокомпрода. 1918. № 24. 3 авг.; № 37. 20 авг.; Яров С. В. Горожанин как политик. С. 26.

209 ЦГА СПб., ф. 1000, оп. 2, д. 93, л. 29; ф. 143, on. 1, д. 67, л. 67-68.

210 Ленинский сборник. Т. 18. С. 123.

211 Постановление Совнаркома от 1 июня 1918 г. о самостоятельных заготовках Й Декреты по продовольствию : Сборник руководящих основных декретов, постановлений и распоряжений. С октября 1917 г. по 1 ноября 1918 г. Пг., 1918. Вып. 1, ч. 1. С. 39.

212 Ленинский сборник. Т. 18. С. 123.

213 Известия Петрокомпрода. 1918. № 27. 7 авг.

214 Соколов С. А. Революция и хлеб. С. 65—67; Ленинский сборник. Т. 18. С. 221.

215 Соколов С. А. Революция и хлеб. С. 65; Ленинский сборник. Т. 18. С. 223.

216 Соколов С. А. Революция и хлеб. С. 73. 2,7 Ленинский сборник. Т. 18. С. 221.

2'8 Известия ВЦИК. 1918. № 183. 25 авг.; Продпуть. 1918. № 9. 1 сент. Стб. 1.

219 Продовольственное дело / Изд. МГПК. 1918. № 30—32. 15 сент. С. 32-33.

220 Давыдов М. Александр Дмитриевич Цюрупа. С. 62.

221 Соколов С. А. Революция и хлеб. С. 69, 74; Ленинский сборник. Т. 18. С. 220.

222 Цит. по: Соколов С. А. Революция и хлеб. С. 70.

223 Известия Воронежского... комитета. 1918. № 19. 19 сент. С. 4; ЦГА СПб., ф. 1000, оп. 2, д. 111, л. 65.

224 Известия Наркомата продовольствия. 1918. № 24—25. С. 20; Известия Воронежского... комитета. 1918. № 15. 15 сент. С. 3.

225 Советы в эпоху военного коммунизма. С. 289; Продовольственное дело / Изд. МГПК. 1918. № 33-34. 22 сент. С. 5.

226 Известия Воронежского... комитета. 1918. № 29. С. 1.

227 Бюллетень Всероссийского совета железнодорожных профессиональных союзов. 1918. № 9—10. 29 окт. Стб. 40; ЦГА СПб., ф. 76, on. 1, д. 19, л. 100.

228 Известия Петрокомпрода. 1918. 18 авг.

229 Продовольственное дело / Изд. МГПК. 1918. № 33—34. 22 сент. С. 5; ЦГА СПб., ф. 1000, оп. 2, д. 111, л. 65.

230 Известия Наркомата продовольствия. 1918. № 24—25. С. 20.

231 Известия Воронежского... комитета. 1918. № 27. 17 окт. С. 1; Продовольствие Севера. 1918. 20 сент. С. 2.

232 Соколов С. А. Революция и хлеб. С. 70, 73.

233 Там же. С. 70.

234 Продовольственное дело / Орган продовольственного отдела Харьковского губернского комитета. 1919. № 2. 25 февр.; Продовольственное дело / Изд. МГПК. 1918. № 36. 6 окт. С. 5.

235 ЦГА СПб., ф. 1000, оп. 2, д. 111, л. 96.

273

236 Известия Воронежского... комитета. 1919. № 19. 19 сент. С. 4; № 22. 29 сент. С. 4; Соколов С. А. Революция и хлеб. С. 71.

237 ЦГАСПб., ф. 1000, оп.2, д. 111, л. 45, 45 об., 46.

238 Продовольственное дело / Орган продовольственного отдела Харьковского ... комитета. 1919. № 2. 25 февр. С. 5.

239 Известия Воронежского ... комитета. 1919. № 37. 21 ноября. С. 6.

240 Известия отдела народного продовольствия при Пензенском губернском совете рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов. 1918. № 41-42. 28 сент.-4 окт. 1918. С. 6-7.

241 Известия Воронежского... комитета. 1918. № 42. 8 дек. С. 3.

242 Там же. 1918. № 27. 18 окт. С. 1; № 36. 17 ноября. С. 3; № 38. 24 ноября. С. 3; 1919. № 1. 5 янв. С. 3.

243 Там же. 1918. № 27. 17 окт. С. 1.

244 Атлас 3. В. Очерки по истории денежного обращения... С. 84; Продовольственное дело / Изд. МГПК. 1918. № 37. 13 окт. С. 2.

245 Бюллетень МГПК. 1918. 10 сент. С. 2; Известия Петрокомпрода. 1918. 30 авг. С. 4.

246 Продовольственное дело / Изд. МГПК. 1918. № 30—32. 15 сент.; № 36. 6 окт. С. 11.

247 Вестник Всероссийского Союза служащих продовольственных организаций. 1918. № 8—9. 15 окт. С. 8; Северная область: Ежедневный листок комитета продовольствия и снабжения Северной области. 1918. 22 авг.

248 Северная область. 1918. 22 авг.

249 Собрание узаконений и распоряжений Советского правительства за 1917—1918. М., 1942. С. 879; Продовольственное дело / Изд. МГПК.

1918. № 33—34. 2 сент. С. 13; Продовольствие Севера. 1918. 5 окт.; Соколов С. А. Революция и хлеб. С. 79.

"° Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 37. С. 382; Известия ВЦИК. 1918. 2 ноября.

251 Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 36. С. 361-362.

252 Известия отдела народного продовольствия при Пензенском губернском совете... 1918. № 41—42. 28 сент.—4 окт. 1918. С. 4.

253 См., напр.: Северная область. 1918. 18 авг.

254 Известия Уфимского... комитета. 1917. № 19. 1 дек. С. 11.

255 Булдаков В. П., Кабанов В. В. «Военный коммунизм»: Идеология и общественное развитие // Вопросы истории. 1990. № 3. С. 46.

256 Комбеды Воронежской и Курской областей. С. 65, 329, 337; Нелидов А. А. Народный комиссариат продовольствия. 1917 — 1918 гг.: Автореф. дис. ... канд. ист. наук. М., 1954. С. 12.

257 Комбеды Воронежской и Курской областей. С. 288.

258 Комбеды бедноты : Сборник материалов. М.; Л., 1933. Т. 2. С. 163; Продовольствие и снабжение / Орган Костромского... комитета.

1919. № 5. 1 марта. С. 31.

259 Вестник Всероссийского союза служащих продовольственных организаций. 1918. № 11. 10 дек. С. 5.

260 Комбеды Воронежской и Курской областей. С. 43, 65, 113. 2<" Там же. С. 288.

262 Кибардин М. А,, Медведев Е. И., Шишкин А. А. Октябрь в деревне. С. 67, 68.

263 Там же. С. 86.

264 Павлюченков С. А. Крестьянский Брест... С. 69.

274

265 Комбеды Воронежской и Курской областей. С. 40, 325; Вестник отдела снабжения г. Твери. 1918. № 12. Дек. С. 89.

266 Первый областной съезд комитетов деревенской бедноты // Новый путь. 1918. № 9-10. 1-15 ноября. С. 29.

267 Комбеды Воронежской и Курской областей. С. 105; Курская беднота. 1918. № 9. 1 ноября.

268 Комитеты бедноты. Т. 2. С. 201; Комбеды Воронежской и Курской областей. С. 84.

269 Северная область. 1918. 22 авг.

270 Комбеды Воронежской и Курской областей. С. 51. 27' Там же. С. 321.

272 Советы в эпоху военного коммунизма. С. 438. Комитеты бедноты. Т. 2. С. 160, 163.

273 Иванов Б. Не вопрос, а продовольствие// Рабочий мир. 1919. № 1. С. 11.

274 Комбеды Воронежской и Курской областей. С. 294; Комитеты деревенской бедноты Северной области : Сб. документов. Л., 1947. С. 124, 125, 169; Кибардин М.А., Медведев Е. И., Шишкин А. А. Октябрь в деревне. С. 79; Вестник отдела снабжения г. Твери. 1918. № 12. Дек. С. 89.

275 Кибардин М. А., Медведев Е. И., Шишкин А. А. Октябрь в деревне. С. 88; Комитеты деревенской бедноты Северной области. С. 151.

276 Комитеты деревенской бедноты Северной области. С. 125, 148,

149.

277 Комбеды Воронежской и Курской областей. С. 337.

278 Там же. С. 358.

279 Кибардин М. А., Медведев Е. И., Шишкин А. А. Октябрь в деревне. С. 82.

280 Установление Советской власти и начало гражданской войны в Астраханском крае (март 1917—ноябрь 1918 гг.). Астрахань, 1958. Ч. 1. С. 335.

281 Комитеты бедноты : Сб. материалов. С. 164; Умное А. С. Гражданская война и среднее крестьянство. М., 1959. С. 61.

282 Комбеды Воронежской и Курской областей. С. 337; Комитеты деревенской бедноты Московской области: Сб. материалов и документов / Под ред. А. В. Шестова. М., 1938. С. 240; Советы в эпоху военного коммунизма. С. 56; Умное А. С. Гражданская война... С.61.

283 Комитеты деревенской бедноты Северной области. С. 144.

284 Советы в эпоху военного коммунизма. С. 390.

285 Комитеты деревенской бедноты Северной области. С. 144; Комитеты бедноты. С. 160; Комбеды Воронежской и Курской областей. С. 349.

286 Комитеты бедноты : Сб. материалов. С. 158, 160; ЦГА СПб., ф. 142, оп. 6, д. 264, л. 95.

287 Комитеты бедноты : Сб. материалов. С. 160; Кибардин М. А., Медведев Е. И., Шишкин А. А. Октябрь в деревне. С. 29, 88; Гордиенко И. Первый Выборгский. С. 189.

288 ЦГА СПб., ф. 1000, оп. 2, д. 111, л. 142; Комбеды Воронежской и Курской областей. С. 225.

289 цит по: Соколов С. А. Революция и хлеб. С. 72—73.

290 Северная область. 1918. 25 сент. С. 3.

291 Гордиенко И. Первый Выборгский. С. 112.

275

292 Там же.

293 Там же; Известия Наркомата продовольствия. 1918. № 22—23. С. 57, 58, 63, 64; Комитеты деревенской бедноты Московской области. С. 239, 251, 255.

294 Комитеты деревенской бедноты Московской области. С. 251.

295 Орлов Н. А. Продовольственный тупик. С. 38.

296 Кибардин М. А., Медведев Е. И., Шишкин А. А. Октябрь в деревне. С. 30.

297 Комбеды Воронежской и Курской областей. С. 115.

298 Мурахвер Н. Комитеты бедноты... С. 86; Комбеды Воронежской и Курской областей. С. 222; Установление Советской власти и начало гражданской войны в Астраханском крае. С. 336.

299 См., напр.: Из истории гражданской войны в СССР. Т. 1. С. 322.

300 Комбеды Воронежской и Курской областей. С. 357.

301 Луцкий Е. А. Развитие социалистической революции в деревне летом и осенью 1918 г. // История СССР. 1957. № 5. С. 78.

302 Мурахвер Н. Комитеты бедноты... С. 86.

303 Комбеды Воронежской и Курской областей. С. 84, 264.

304 Вестник продовольственных служащих. 1918. № 11. 10 дек. С. 5; ЦГА СПб., ф. 142, оп. 8, д. 94; Комбеды Воронежской и Курской областей. С. 264.

305 Вестник продовольственных служащих. 1918. № 1. 10 дек. С. 5—6.

306 Рабочий мир. 1919. № 1. С. 11.

307 Советы в эпоху военного коммунизма. С. 438.

308 Комитеты бедноты. С. 170—171, 176; Комитеты деревенской бедноты Московской области. С. 353; Комбеды Воронежской и Курской областей. С. 363.

309 Рохович Г. Я. Голод и свобода торговли / Торгово-промышленная газета. 1918. 25 мая; Вышинский А. Я. Продовольственная проблема в период Великой французской революции // Продовольствие и революция. 1923. № 5-6. С. 168-170.

ГЛАВА 4

НЕЛЕГАЛЬНЫЙ ТОВАРООБМЕН И СОВЕТСКОЕ ГОСУДАРСТВО В 1919—НАЧАЛЕ 1920-х гг.

ПРЕДПОСЫЛКИ РАСПРОСТРАНЕНИЯ НЕЛЕГАЛЬНОГО СНАБЖЕНИЯ В 1919—НАЧАЛЕ 1920-х гг.

В 1919—начале 1920-х гг. нелегальное снабжение по-прежнему представляло собой «массовый анархический товарообмен» (определение принадлежит московскому исследователю В. П. Дмитренко)1 и вместе с тем специфический способ силового противодействия большой части народа мероприятиям большевистского руководства. Учтем, что в это время отдельные узловые структуры Советского государства усилились: только в аппаратах Наркомпрода, а также губернских, районных, уездных продовольственных комитетов и коллегий действовало не менее 40 тыс. ответственных работников.2 Возможно ли было распространение нелегального снабжения в новых обстоятельствах — в условиях упрочения некоторых государственных структур, призванных осуществлять прод-разверсточную и «антимешочническую» политику?

По поводу оценки масштабов мешочнического движения формулируются самые противоречивые точки зрения. Так, еще в 1922 г. известный экономист Н. Д. Кондратьев обращал внимание на то, что в рассматриваемый период «мешочничество быстро усиливалось». При этом Николай Дмитриевич декларировал «усиление организационной мощи государственного продовольственного аппарата». Но приводил отвергающие саму мысль о такой «мощи» данные: в конце 1918— конце 1919 г. официальные органы доставили потребителям 54.4 млн пудов хлеба, а мешочники — 82.2 млн пудов. Современный исследователь Ю. П. Бокарев, однако, свидетельствует о резком снижении удельного веса мешочнического снабжения в сравнении с государственным; более чем в два раза в 1919 г. и сразу в несколько раз в 1920 г.3

Еще больший разнобой в суждениях обнаруживаем при оценке нелегального снабжения в  1920—1921 гг. Еще в

277

1920-е гг. М. М. Жирмунский отводил добытчикам хлеба первое место в снабжении городов продуктами сельского хозяйства «несмотря на борьбу, которая с ним тогда (в 1919— 1920 гг.) велась».4 Гораздо позднее, — в 1960-е гг., 3. В. Атлас и В. П. Дмитренко, ссылаясь на данные проведенных по инициативе Совнаркома «наблюдений», говорили уже о наивысшем подъеме нелегального снабжения именно в указанное время.   Исследовательница Л. Н. Суворова в общем солидарна с ними; но подчеркивала, что речь идет только о спекулятивном мешочничестве, полностью поглотившем в 1920 г. потребительское.5 Напротив, ученые И. Т. Филиппов, Г. С. Гордеев, Ю. П. Бокарев и С. А. Павлюченков сводили нелегальное снабжение уже к 1920 г. чуть ли не к нулю.6 Первый из них заявлял об отмирании необходимости в мешочниках в 1920 г. — якобы уже в мае этого года более 70 % хлеба рабочие (не упоминалось, что далеко не все они и тем более не потребители в целом) получали по карточкам. Трое других только что упомянутых исследователя обосновывали свое утверждение так: во-первых, усилилась борьба государства против нелегального рынка, во-вторых, перестал действовать транспорт, на котором передвигались мешочники; в-третьих, в результате установления государственного контроля над промышленными предприятиями прекратились массовые поступления промышленных товаров на мешочничес-кий рынок. Формально это весьма основательные причины краха движения нелегальных снабженцев. Однако упомянутые историки не учитывают удивительной жизнестойкости вольных добытчиков хлеба, забывают об их колоссальных адаптивных способностях. Что же касается взаимоотношений государства с мешочниками — вместо раскрытия темы и определения особенностей явления на каждом из этапов приводится риторическая формулировка вроде такой: «...еще более ужесточилась борьба с мешочничеством».7 Историки сообщают об «усилении борьбы» на каждом из этапов и непонятно, как нелегальное снабжение сохранялось.

Полярность взглядов авторов обусловлена во многом отсутствием специальных исследований существа, размеров, форм, значения нелегального рынка в 1919—1921 гг. Думается, между противоположными точками зрения и лежит проблема, в которой следует разобраться.

Прежде всего, правы авторы, указывающие на рост государственных хлебозаготовок в 1919—1920 гг. По официальным данным, в 1917—1918 гг. заготовили 47.5 млн пудов, в 1918—1919 гг. — 108 млн пудов, 1919—1920 гг. — 212.5 млн пудов, а после присоединения к Советской России всех основных регионов в 1920—1921 гг. — 284 млн пудов. Пока

278

мешочники по существу кормили население, новая власть налаживала продовольственный аппарат. «Выколачиванием» хлеба из крестьян и мешочников к 1921 г. стали заниматься около 145 тыс. работников ведомства Наркомпрода и более 800 организованных им продовольственно-реквизиционных отрядов, а также множество всяких местных и чрезвычайных органов власти.8 Учтем, что немалая часть заготовленной всеми ими провизии была добыта в ходе так называемых опосредованных мешочнических хлебозаготовок; в частности только в 1919 г. в Курской губернии реквизиторы отобрали у мешочников 400 тыс. пудов муки.9

Может быть, и в самом деле в 1919—1920 гг. отпала необходимость в нелегальном снабжении? Во-первых, заготовленного государством хлеба оказалось явно недостаточно — в целом ряде хлебородных регионов (например, в 1920—1921 гг. в Донской области) заготовки с треском провалились.10 Во-вторых, — и это главное — заготовить продукты не означало доставить их потребителям. Во время перевозки от станций сытых районов в голодные местности в 1918—1919 гг. терялось не менее трети провизии. Деятели Наркомата продовольствия в начале 1920 г. обнародовали данные, из которых следовало, что мешочники доставляли хлеба на 5 % больше, чем закупали у крестьян (видимо, за счет «мобилизации» невыявленных ресурсов голодных регионов), а продовольственные комитеты — на 1/3 меньше заготовленного. Например, эшелон с рыбой из Астрахани в Петроград продвигался более 2.5 месяцев и в пункт назначения продукт прибывал испорченным.11 Мешочники же не могли позволить себе быть бесхозяйственными и нераспорядительными. Нелегальное снабжение по сравнению с государственным на каждом шагу демонстрировало серьезные преимущества. Надо думать, как много терялось еще и при распределении через те «компро-довские» органы, которые население во многом справедливо считало «корпорацией воров».

Вот выразительные данные исследований, проводимых весной — летом 1919 г. и в начале 1920 г. в 56 городах потребляющей и производящей хлеб полосах Советской России. Оказалось, в потребляющей полосе еженедельно горожане получали по карточкам весной 2.5 фунта хлеба, летом — 1.6, зимой — 2.3 (соответственно ежедневно — 145, 100, 130 г), в зернопроизводящих губерниях — 4.2, 2.6, 3.5 фунта (ежедневно — 360, 120 и 200 г). Даже в плодородных губерниях государство по ряду (указанных выше) причин далеко не всегда оказывалось в состоянии перебросить продукты из деревень в близлежащие города. А уж в хлебопотребляющих регионах норма была просто голодной. Ежедневный рабочий паек в

279

среднем на протяжении 1919 г. составлял в Ярославле 100, паек иждивенца 50 г.; в Петрограде — 120 и 30—40 г.12 Петроградский руководитель продовольственного дела А. Е. Бадаев полагал, что своей организацией во многом государственное продовольственное снабжение обязано конкуренции с мешочничеством.13 Улучшение положения с провизией в некоторых городах в отдельные непродолжительные периоды (осенью 1920 г. на короткое время норма снабжения несколько повысилась) в целом ситуацию не меняло. То же относится и к налаживанию льготного продовольствования персонала некоторых «элитных» предприятий вроде Путиловского или Енакиевского.14 В общем же в 1919—1920 гг. провизия, получаемая по карточкам, составляла 19—32 % среднемесячного потребления рабочих; некоторые исследователи берут среднюю между этими цифрами величину и говорят о 25%-ной доле государственного снабжения городского населения в действительном потреблении хлеба. К тому же выдача хлебного пайка сплошь и рядом задерживалась на один или два месяца.15

Хлеб был абсолютным мерилом ценностей, твердой валютой всех лет гражданской войны. Между тем государство имело возможность компенсировать недостатки хлебных поставок подвозом каких-то других продуктов. Но и ее оно не использовало. Дадим слово знатоку экономических проблем русской революции профессору С. М. Дубровскому, который в 1923 г. заявлял, что «в период наибольшего успеха продра-боты ... 3/4 крупы, 9/]0 картофеля и почти все остальные продукты приобретались населением помимо советских и кооперативных организаций».16 То же относится к мясу, маслу, сахару.17 Причем качество продуктов было отвратительным. Показательными могут быть данные относительно рациона питания в столовых государственных учреждений. Даже «ударные» (важные) предприятия в некоторые периоды обеспечивались провизией из рук вон плохо. Например, рабочий петроградского завода «Сименс Шукерт» Платонов 17 декабря 1919 г. на заседании исполкома Петросовета свидетельствовал: «...у нас в столовых несколько дней варили суп из очисток, а из гнилого картофеля делали котлеты».18

Думается, рассуждения об улучшении государственного снабжения населения в 1919—начале 1920-х гг. и соответственно об уменьшении потребности в мешочничестве несостоятельны. Если бы люди, сложа руки, ждали милостей от государства, они по-прежнему обрекали бы себя на истощение и медленное умирание. Между тем никто из очевидцев не сообщал о массовой смертности в городах из-за голода. М. А. Осоргин в своих воспоминаниях называл голод москвичей в начале 1920-х гг. «шуточным», поскольку мешочничес-

280

Голод распространялся в сельской местности.

кий рынок с лихвой восполнял острую нехватку продовольствия.19 При этом очевидцы обращают внимание на ухудшение продовольственного положения в деревнях потребляющей полосы (сказывались и долговременные последствия комбе-довской деятельности в отношении мешочничества).

Стоит говорить об отрицательной тенденции, определившейся в системе государственного продовольственного снабжения многих крупных регионов в 1919—начале 1920-х гг. Возьмем данные по Москве. По исчислениям видного социолога и экономиста А. Е. Лосицкого, доля нормированного

281

II А. Ю. Давыдов

хлебного снабжения колебалась для столичных рабочих от 34.5 % в марте 1919 г. до 22.6 в июле 1919 г. и 29 % в мае 1920 г. За последующие месяцы у нас имеются данные о реальной выдаче хлеба москвичам по сравнению с установленной причитавшейся нормой (своего рода прожиточным минимумом), подтверждающие охарактеризованную тенденцию сокращения государственного продовольствования. В июне 1920 г. в Москве было выдано по сравнению с нормой 57 % хлеба, в июле — 38, в сентябре — 26 %.20

Ясно, что в других городах дела с обеспечением жителей провизией обстояли гораздо хуже, поскольку снабжение Москвы и Петрограда объявлялось «ударной» задачей и в них нередко направлялись причитавшиеся провинциальным городам транспорты с продуктами. В нестоличных населенных пунктах общий расход семей работников превышал официальный заработок на 50 % в 1918 г., на 92 в 1919 г., на 170 в апреле 1921 г., и на 130 % в сентябре 1921 г.; только к началу 1922 г. ситуация значительно изменилась и это превышение составило лишь 21 %. Эти выразительные данные в полной мере характеризуют эволюцию нелегального рынка. Работники разными путями добывали товары и продавали их мешочникам, либо сами мешочничали. Каждый рабочий прогуливал в среднем не менее 3 месяцев в году, посвящая это время нелегальным рыночным операциям.21 Немец А. Гольдшмидт, посетивший Москву весной 1920 г., писал: «Спекуляция сидит в крови у рабочих».22 Правда, он решительно осуждал присущее им пренебрежительное отношение к труду, забывая, что в тех условиях не существовало связи между трудовыми усилиями государственного работника и его обеспечением продуктами.

На сельских жителей хлебопотребляющей полосы Наркомпрод и вовсе крайне редко обращал внимание. Поэтому в распределительных пунктах (их стали с 1919 г. называть «потребительскими коммунами») сельчане хлебопотребляющих регионов получали 11 % хлебного минимума.23 Остальное обеспечивало нелегальное снабжение. В итоге на протяжении всего периода гражданской войны мешочник оставался центральной фигурой на рынке.24

По справедливому утверждению авторитетного автора «Очерков по истории денежного обращения в СССР» 3. В. Атласа, «несмотря на усиление военно-коммунистических мероприятий, рынок в 1919 г. был более обильным, чем в 1918 г.». Сухаревская площадь, например, перестала вмещать огромные количества продуктов, толпы продавцов; торговля осуществлялась на прилегавших к ней улицах — Мещанской, Садовой, Спасской, Сретенской.25 «В огромной степени Москва живет черным рынком», — констатировал А. Гольдшмидт

282

весной 1920 г.26 На протяжении большей части 1920 г. рыночная ситуация радикально не изменялась. Не случайно в разосланном на места в декабре 1920 г. циркулярном письме Наркомата юстиции «спекуляция продуктами и предметами первой необходимости и мешочничество» относились к числу принявших массовый характер «преступлений в продовольственной области».27 Это письмо было разослано «всем губис-полкомам», поскольку не существовало свободных от нелегальных снабженцев регионов. Отказаться от занятий мешоч-ническими операциями для простого россиянина означало согласиться со своей гибелью.

Между тем большевистские деятели, опираясь на усилившийся государственный аппарат, надеялись взять в ежовые рукавицы рынок, введя продразверстку и строгий контроль над распределением крестьянской продукции. Однако не согласимся с теми, кто преувеличивает масштабы и степень изъятия Наркомпродом хлеба у его хозяев. Учтенные при проведении продразверсток у крестьян зерно и мука составляли меньшую часть производимой ими продукции. В 1920 г., в частности, сельчане утаили от учета не менее '/3 валовой зерновой продукции, что составляло до 1 млрд пудов. Покровительствуемые местными властями сельские жители подавали сильно заниженные данные о размерах запашки.28 Утаенный хлеб предназначался в первую очередь для мешочников.

Теперь — о транспортном кризисе как о якобы непреодолимом препятствии для мешочнического движения. Напомним, что, по мнению специалистов, по-прежнему важнейшей причиной развала транспорта оставались анархистские методы управления железными дорогами, а также ведомственные споры между наркоматами путей сообщения, военным и продовольственным. Соответственно, как представляется современным исследователям, в условиях тяжелейшего транспортного кризиса становились невозможными нелегальные рыночные связи города с деревней.29 Однако с полным правом можно утверждать, что российские добытчики хлеба находили выход. Стал значительно активнее использоваться речной и прежде всего гужевой транспорт. Мешочники и крестьяне прокладывали санные пути и в обход заградительных отрядов перевозили свои товары.30

Думается, деятели продовольственного ведомства несколько преувеличивали пагубность последствий железнодорожных трудностей для налаживания снабжения населения, объясняя тем самым провалы в своей работе. В опубликованном в 1922 г. сборнике отчетных материалов разных ведомств обнаруживаем такой выразительный факт: «В течение 1920— 1921 гг. ... больших транспортных затруднений не встреча

283

лось. Все, что предъявлялось на местах губпродкомами, было почти все погружено без особых задержек».31 Как видим, государственные продовольственники не знали острой нехватки вагонов и паровозов. Другое дело: они не сумели — на это уже обращалось внимание — рационально их использовать. И сила мешочничества состояла как раз в том, что оно стало средством своеобразной интенсификации подвижного состава. В то время огромное количество вагонов отправлялось порожняком, места в них использовались далеко не в полной мере. В 1921 г., когда транспортный кризис достиг апогея, вместо вполне возможной (по техническим и прочим условиям) погрузки 11 — 12 тыс. вагонов в день фактически грузилось 7—9 тыс., включая и военные транспорты.32 Только мешочники были в состоянии решить проблему пустовавшего подвижного состава. Например, работники всяких ведомств нередко объявляли вагоны своими (так называемыми штабными) и никого туда не впускали — даже кондукторов; однако взятка мешочников открывала двери и таких вагонов.33 К тому же нелегальные снабженцы использовали санитарные, воинские эшелоны.

В случаях, когда нелегальные снабженцы из-за транспортных проблем или заградительных отрядов почему-либо не доходили до деревень, то крестьяне не сомневались в бесполезности своей работы. Привычка к труду ослабевала. Один уральский крестьянин высказался по этому поводу так: «Денег мне не нужно — на них купить ничего нельзя, спекулировать не позволяют, — на кой ляд мне много засевать, лучше на полатях полежу лишний денек».34 Сама угроза изъятия хлеба по твердым ценам реквизиционными отрядами автоматически приводила к сокрытию хлебных запасов, а затем и к сокращению посевов. Крестьяне в ряде мест убирали с полей ровно столько, сколько необходимо было для прокормления семей, остальное заметалось снегом. Фактическое установление продовольственной диктатуры и ликвидация вольного рынка обессмысливали трудовую деятельность сельских тружеников. Крестьяне с этим мириться не могли. «Я хлеб произвел, я над ним трудился, хлеб в моих руках, и я не имею права им торговать», — возмущался один пензенский крестьянин.35 Примечательно, что главным требованием крестьянских восстаний во всех районах в 1920 г. стала отмена хлебной монополии. С сельскими хозяевами были солидарны заводские рабочие, выдвигавшие в ходе своих забастовок «контрреволюционные» требования свободы торговли.36 Крестьяне и заводчане не желали ощущать себя нарушителями закона, участниками запрещенного вольного рынка и пособниками «преступных» нелегальных снабженцев.

284

Деревенские жители укрывали съестные припасы, как могли. В отчетах продовольственных работников то и дело упоминается о шомполах, с помощью которых бойцы реквизиционных отрядов отыскивали хлеб. Крестьяне перестали хранить зерно в амбарах и в случаях невозможности продажи его мешочникам прятали его в землю, навоз, кизяки; здесь хлеб неизбежно портился. Сельские труженики выкашивали еще зеленые злаки на солому.37 Они готовы были пойти на любые меры, лишь бы хлеб не попал к коммунистам.

Наибольшие траты зерна по-прежнему связывались с определенной нами во второй главе «самогонщической» альтернативой мешочничеству. По мысли Ем. Ярославского, хлеба, потраченного на «кумышковарение», хватило бы для выдачи пайков на протяжении года многим миллионам горожан. В 1919-начале 1920-х гг. крестьяне перегнали на самогон до 30 % своих хлебных запасов.38

Показательно, что в регионах, в которые приходила Красная Армия, быстрый рост самогоноварения обнаруживался вскоре после ограничения вольного рынка. Так происходило, например, в советской Сибири. В первой половине 1920 г. в регионе сохранялся вольный рынок — поэтому крестьяне работали и им было не до пьянства. Однако в середине 1920 г. в Сибири развернулось массовое изъятие всех хлебных излишков, в том числе прошлых лет. В итоге уже в июле 1920 г. официальные документы Сибирского ревкома впервые зафиксировали «небывалый рост тайного винокурения».39

Самогоноварение и связанная с ним алкоголизация общества по-прежнему представляли величайшее общественное зло. Самогон становился в изучаемый период средством взаимных расчетов, выполнял функции денег; это его предназначение сохранялось на протяжении многих последующих десятилетий. «В деревне за самогон можно сделать все», — записал в январе 1921 г. в своем дневнике М. М. Пришвин. К началу 1920-х гг. с «кумышковарением» все свыклись, оно стало признаваемой начальством отраслью крестьянского хозяйства. Интересную зарисовку обнаруживаем в том же дневнике. Оказывается, в начале 1920-х гг. самогон было принято изготовлять в лесу, но не из страха перед властями; они-то как раз располагали всей соответствующей информацией; по словам Пришвина, «начальству все известно». Просто жители «боялись, что свои налетят и много надо угощать».40 Самогон оказывался одним из факторов образа жизни советских граждан.

Большевистские продовольственники считали самогоноварение и нелегальное снабжение одинаково вредными и одинаково ополчались против них.41 Не выявляли причинно-следственных связей и не замечали, что проблема может быть

285

поставлена так: больше мешочничества — меньше самогоноварения, и наоборот.

В конечном счете предпосылкой творившегося в продо-вольствовании населения хаосе была разбалансированность и дезорганизация государственных структур в целом, прежде всего продовольственного и транспортного ведомств, а также контрольных и так называемых силовых структур. В 1920 г. с мест поступало в Москву большое количество сообщений о загромождении амбаров и пакгаузов зерном, которое погибало прямо на глазах. Из Тамбова (январь 1920 г.): «В случае неотгрузки хлеба минимум миллион пудов его обречен на сгорание». С Рязано-Уральской железной дороги (в то же время): «У полотна железной дороги, под открытым небом, в снегу гниют сотни тысяч пудов пшеницы».42 Сообщения о потерях таких колоссальных продовольственных запасов раньше не встречались.

На станциях вагоны с хлебом простаивали по 5—10 дней.43 Государственных чиновников судьба грузов особенно не беспокоила. При этом мешочники, как муравьи, перетаскивали свои грузы с эшелона на эшелон и таким способом частично решали проблему железнодорожных «пробок».

Создание продовольственных «заторов» было на руку бесчисленным ворам из государственных учреждений. Масштабы воровства в 1919—1921 гг. были беспрецедентными. Убийственная характеристика невиданного размаха хищений содержится, в частности в опубликованном в 1994 г. и относившемся к 1919—1920 гг. письме уполномоченного ЦК РКП(б) В. И. Ленину: «Прибывают грузы в запломбированных вагонах, но все уже расхищено, — пишет большевистский деятель. — Крадут через крыши, пол, указывают ложный вес. Вагоны сахара портятся от искусственного отсырения, чтобы увеличить вес... то, что не сгнило, было распределено между своими». Коррумпированность и недееспособность органов власти уполномоченный справедливо считает причиной всех этих безобразий. Он обеспокоен тем, что «картина самая кошмарная, ибо и сотрудники ЧК, и сотрудники рабоче-крестьянской инспекции в большинстве работают в контакте с врагами».44 Разительный контраст: у мешочников (особенно организованных) украсть провизию было невозможно.

Борьба государства с воровством превращалась в бессмысленное занятие, в войну с ветряными мельницами. В Тверской губернии, например, долгое время бесполезно пытались пресечь хищения продуктов в детских столовых и в конце концов просто закрыли их, выбрали, по мнению местного начальства, самое меньшее из зол. Неуловимыми оказались так называемые мертвые продовольственные души, которые стали сред

286

ством осуществления афер с продовольствием. По переписи населения 1920 г., в городах насчитывалось 12.3 млн человек, а по отчетам Наркомпрода на общегражданском снабжении состояло 21.9 млн; это означало, что более 40 % распределяемого по карточкам продовольствия отпускалось неизвестно кому.45 Передаточные шестерни государственного продовольственно-распределительного механизма бездействовали.

О разложении элементов аппарата свидетельствовал размах взяточничества. Как представляется, в изучаемый здесь период оно должно было претерпеть некоторые изменения. Судя по материалам проведенных И. С. Кондурушкиным исследований судебных процессов, на первых порах (т. е. в 1918 г.) «взяточник берет, сколько дадут, стесняется». В дальнейшем он осмелел, обнаглел и, по мысли Кондурушкина, «начинается вымогательство взятки». Тот же автор свидетельствует, что «суд не видел взяточников, коих бы голодная нужда толкнула бы на взятку».46 Размеры мздоимства выросли, оно широко распространилось на более высоких этажах власти. Так, в Петрограде брали взятки в разных отделах Петросовета (в частности, в отделе пропусков, где оформляли разрешения на проезд по стране), Петрогубкоммуны, угрозыска и т. д. Почти каждый пятый проведенный агентами ВЧК арест вызывался «должностными преступлениями», т. е. взяточничеством и хищениями. Причем речь идет лишь о серьезных преступлениях; в частности, члена коллегии продовольственного комитета Невского района Петрограда Маковского, который за деньги раздавал направо и налево разрешения на провоз продуктов, никто и не думал арестовывать, его только отстранили от занимаемой должности.47 Размер взяток увеличивался. Все более значительную часть своего дохода отдавали нелегальные снабженцы лихоимцам, компенсируя потери повышением цен на продаваемые ими продукты. Основанная на взятке система взаимоотношений мешочников и служащих разных рангов устоялась, стала привычной. В этом причина процветания нелегального рынка в условиях усиления административного нажима на него со стороны большевистского государства.

Теперь об утверждении некоторых историков относительно невозможности приобретения мешочниками необходимых для обмена на хлеб промышленных товаров. Действительно, в рассматриваемый период государство сделало все, для того чтобы обеспечить переход товаров от производителя к потребителю без всяких посредников, рынков, базаров, мешочников. Между тем разболтанный государственный механизм был плохим средством контроля над распределением промышленной продукции. Хотя «товарный голод» обострился до край

287

ности. В отдельных районах вместо рубах использовали мешки. Это было время, когда уважительной причиной невыхода служащего на работу стало считаться отсутствие у него обуви. По той же причине некоторые продовольственные отряды не могли приступить к исполнению своих обязанностей. Даже бойцам чрезвычайных комиссий не хватало «кожанок», и Совет обороны республики издал строгое постановление о принудительном изъятии всех кожаных вещей у населения; взамен обещали выдать «какую-нибудь теплую вещь».49 Огромное Советское государство оказалось неспособным одеть и обуть даже своих «ответственных» агентов.

Мешочники же при этом не испытывали больших проблем с пополнением запасов промышленной продукции; с 1919 г. резко выросло значение натурального обмена — в ущерб денежному. Обнаружились самые разные источники пополнения товарных запасов нелегальных снабженцев. Прежде всего администраторы огосударствленных крупных фабрик вынуждены были (вопреки запрещениям и минуя официальную отчетность) выдавать зарплату продукцией, в противном случае заводчане разбежались бы; эта натуральная оплата поступала через рынки к мешочникам. Кроме того, мешочники, как и в истории с транспортом, использовали ресурсы, извлечь пользу из которых никто, кроме них, не мог. Например, в Петрограде в 1920 г. работники коммунальных служб более 1000 домов разобрали на дрова и только мешочники использовали оказавшиеся бесхозными тысячи пудов стекол, кровельного железа, печных приборов, замков, дверных петель и т. д. В деревнях производившей хлеб полосы все это ценилось на вес золота.50

Нелегальные снабженцы по мере истощения старых дореволюционных запасов товаров широкого потребления в 1919—1920 гг. начали делать ставку на их производство. На мелких предприятиях производилась продукция для мешочников — даже в конце 1920 г. 70 % из числа подобных заводиков еще не были национализированы. Кроме того, многочисленные частные фабрички, возникавшие в 1919— 1920 гг. под флагом кооперации (так называемые лжекооперативы), обеспечивали нелегальных снабженцев товарами для поездок в деревни.51

Определенное значение для пополнения мешочнических товарообменных запасов имела скупка промышленных изделий и орудий труда, украденных работниками на предприятиях. В частности, в военно-обмундировочных мастерских в 1920 г. пропали несколько сотен тысяч аршинов тканей, которые в конечном счете обнаружились на московских рынках и разошлись по мешкам нелегальных снабженцев. Вместе с

288

тем в мешках нелегальных снабженцев украденные работниками предприятий товары составляли незначительную часть, несмотря на утверждения советских пропагандистов. Можно сказать, что мешочнические операции в некоторой степени даже стимулировали производство предметов широкого потребления. Этим объясняется одно из разительных несоответствий военно-коммунистической действительности: пустота полок советских магазинов и кипучая ярмарочная торговля.52

Мешочническое движение стало в определенном смысле компенсатором отчетливо определившихся и углублявшихся в 1919—начале 1920-х гг. пороков советской политической и экономической системы. Вместе с тем его представители отнюдь не были заинтересованы в сохранении военно-коммунистических порядков. Слишком тяжело давался им хлеб. Мешочник-потребитель мечтал об облегчении условий существования. Спекулянт мечтал накопленный с колоссальным риском «первоначальный капитал» вложить в надежное дело.

ОСОБЕННОСТИ МЕШОЧНИЧЕСКОГО ДВИЖЕНИЯ В 1919—НАЧАЛ Е 1920-х гг.

Масштабы нелегального снабжения с 1919 г., судя по всему, не только не уменьшались, а увеличивались. Это явление напрямую связано с частичной легализацией мешочнического движения в виде так называемого льготничества, с перебоями в работе систем снабжения населения, а также с процессами натурализации экономики и со стремительной инфляцией. Средняя месячная эмиссия составляла в 1919 г. 13.5 млрд р. против 2.8 млрд — в 1918 г. К 1921 г. эмиссия достигала 200 млрд р. в месяц. Если фунт ржаного хлеба стоил в июле 1918 г. 6 р., в январе следующего года — 12.5 р., то в марте 1919 г. — уже 33 р., а в конце 1920 г. цена дошла до 700 р.53 В итоге жителям приходилось активизировать свою борьбу за выживание, чаще предпринимать мешочнические экспедиции. В целях сохранения денежных накоплений в условиях инфляции мешочники-профессионалы должны были постоянно и все чаще «конвертировать» их в хлебную «валюту», которая снова обращалась в деньги. По данным экономистов, уже в 1919 г. по сравнению с 1918 г. обороты вольного рынка существенно выросли, что было обусловлено активизацией деятельности мешочников.54

В нелегальном снабжении в рассматриваемый период участвовали те же, что и в 1918 г., социальные, профессиональные, возрастные, половые группы населения. Вместе с

289

тем формы, методы, принципы, пути нелегального снабжения претерпевали определенные изменения, поскольку мешочники постоянно и успешно приспосабливались к выдвигавшимся жизнью проблемам. Прежде всего, в 1918 г. мешочники подверглись серьезнейшему отбору, отсеявшему слабых. Увеличилась среди них категория людей с большим опытом частнопредпринимательской деятельности (выходцев из дореволюционных торговцев), обладавших немалыми запасами товаров и денег. Показательно, что из 14 тыс. опрошенных спекулянтов, которые были задержаны в ходе проводившихся в 1920 г. Московской ЧК облав, до 70 % оказались бывшими торговцами и предпринимателями.55 В этот период, как правило, рынок не терпел дилетантов.

Получило распространение мешочничество привилегированное или, по определению автора 1920-х гг. И. С. Конду-рушкина, «советское», «легальное». Данное явление стало следствием разрастания административного аппарата и невозможности осуществления контроля за ним со стороны большевистского руководства. И хотя такое «привилегированное» самоснабжение не играло важной роли в обеспечении рынка, однако его распространение свидетельствует о приобщении к нелегальному снабжению всех без исключения слоев населения, в том числе таких, представителей которых, на первый взгляд меньше всего можно было отнести к нелегальным снабженцам.

Механизм действий «привилегированных» спекулянтов выглядел следующим образом. Местные руководители, уполномоченные Чрезвычайного управления по снабжению Красной Армии закупочно-сбытовых и других организаций запасались в «пролетарских центрах» мануфактурными и галантерейными изделиями. Затем своей властью занимали теплушки в двигавшихся в хлебные районы эшелонах и отправлялись за продуктами. Работники железнодорожных станций прицепляли к проходившим мимо поездам «свои» вагоны, путешествовали с комфортом и привозили домой продукты. Часть провизии передавалась в благодарность за покровительство начальникам, многочисленным влиятельным друзьям и знакомым. Другая часть отправлялась на рынок.56

Для занятий легальным мешочничеством широко использовали свои права милиционеры, сотрудники региональных управлений уголовного надзора и железнодорожной охраны. «Пока служил в милиции, то я ездил и привозил, а теперь (после увольнения. — А. Д.), кроме пайка, не имею ничего», — писал житель Петрограда в октябре 1920 г.57 Циркуляр Наркомата юстиции от 24 июня 1921 г. отмечал широчайшее распространение практики выдачи начальниками командиро

290

вочных удостоверений «уполномоченным» мешочникам в обмен на обещание поделиться продуктовой «валютой». «Возили всем (начальникам. — А. Д.) и все, что угодно», — заявляли сотрудники Наркомата путей сообщения в ходе судебных заседаний по делу Московского металлургического треста.58

Не так давно, после публикации воспоминаний известного поэта-имажиниста А. Б. Мариенгофа, стал известен интересный факт. Оказывается, среди привилегированных мешочников находим даже таких людей, как С. А. Есенин и его друг А. Б. Мариенгоф. В 1919 г. в персональном вагоне своего товарища, уполномоченного одного из наркоматов Г. Колобова, они периодически посещали Бухару или Ташкент, там закупали на местных базарах и грузили в тот же вагон несколько пудов муки, риса, сухофруктов в мешках; в Москве продукты распространялись среди знакомых, продавались владельцам кафе и столовых.59 Вообще жизнь привилегированных мешочников отличалась не только комфортабельностью условий путешествий, но и тем, что сами они не рисковали продавать продукты на рынках, а реализовали через приятелей и друзей. Такие ходоки доставляли по заказам белый хлеб, масло, семгу, икру, балык, вино, фрукты. В самые тяжелые для страны времена спрос на их товар не исчезал. В умирающей от голода рабочей Москве, сидевшей на одной восьмой фунта хлеба в день, на клюкве и картофельной шелухе, сохранились многие благополучные семьи с «забронированными» квартирами, в которых при опущенных занавесях устраивались званые обеды, танцевальные вечера.60

Центром мешочнического снабжения элиты стал Наркомат внешней торговли. Прямо в его стенах и с ведома руководителей дело наладил сотрудник Наркомвнешторга Г. Соломон, которого называли министром государственной контрабанды. Он отбирал кандидатов в привилегированные мешочники и снабжал их особыми командировочными удостоверениями, запрещавшими реквизировать багаж, деньги и товар, обязывавшими органы власти оказывать содействие предъявителям. Документы были очень важными, можно сказать, «окончательными», поскольку на них стояла подпись наркома иностранных дел Г. В. Чичерина. Подобные удостоверения позволяли спекулянтам без особого труда приезжать в изобильные прифронтовые зоны, до которых простые мешочники еще не добирались, и доставлять продукты оттуда в Москву. Некоторые начали доставлять не просто мешки, а обозы и вагоны.61 Основная часть добытчиков провизии могла только позавидовать слугам элиты. Распространение привилегированного нелегального снабжения стало следствием разложе-

291

«Привилегированные» мешочники С. Есенин {в центре) и А. Мариенгоф (слева).

ния военно-коммунистических порядков, сочетавших голод народа и всевластие новой бюрократии. По существу представители данной разновидности мешочничества были паразитами на государственном организме, в этом их отличие от обыкновенных нелегальных снабженцев.

Мешочники, не относившиеся к привилегированным, в полной мере усвоили негативный опыт общения с большевистским государством, и поэтому в 1919—1921 гг. к создаваемым на их пути новым трудностям они научились приспосабли

292

ваться. Например, железнодорожный транспорт разваливался, и к тому же советская власть вводила многочисленные ограничения на пассажирские поездки — в итоге распространилось «обозничество». «В обход железнодорожных затруднений протягиваются пути гужевого транспорта», — резюмировал уже в середине 1919 г. экономист В. В. Шер.62 В частности, из Пензы на возах, заполненных «товарообменными» пожитками, нелегальные снабженцы отправлялись в дальний путь в Саратовскую губернию. Жители Замянского уезда Воронежской губернии, в котором в начале 1920-х гг. хлеб плохо уродился, проторили обозный путь в Донскую область. Дороги в хлебородных уездах были забиты мешочническими телегами, бричками, двуколками и прочими экипажами. Не случайно в телеграмме, разосланной в конце октября 1919 г. всем председателям губернских исполкомов Советов, нарком А. Д. Цюрупа особо настаивал: «Снова указываю на необходимость беспощадной борьбы с мешочничеством, кроме жел-дорог. Обратите внимание на гужевое движение. Задерживать на трактах подводчиков-мешочников».63

С 1919 г. усложнялись формы организации нелегальных снабженцев. Коллективы мешочников нередко представляли собой небольшие торговые компании, в которых использовался наемный труд. Становились постоянными связи между жителями определенных голодных и сытых волостей или уездов; ходоки из деревень потребляющих районов регулярно путешествовали в хорошо знакомые им хлебные села. Жители Пензенской губернии отправлялись за хлебом к саратовцам, петроградцы за молоком и маслом двигались в давно «освоенные» ими волости Череповецкой губернии и т. д.64

В 1919—начале 1920-х гг. происходили определенные изменения путей передвижения нелегальных снабженцев. Так, Меккой северо-западных мешочников стал Псков, куда эстонские крестьяне привозили картофель, муку, свинину; вокруг псковского кремля развернулось торжище.65 Вятская губерния перестала быть одним из центров притяжения для мешочников, поскольку Наркомпрод объявил проведение хлебозаготовок в ней ударной задачей и для искоренения мешочничества подтянул очень большие силы. В итоге дополнительные потоки нелегальных снабженцев направились в места, где сохранялись вольные рынки, — в Уфимскую и Самарскую губернии, соответственно железнодорожная линия Сызрань—Самара едва-едва справлялась с перевозкой прибывавших из Москвы мешочников.66

Нелегальные снабженцы из северных и центральных районов, как и прежде, закупали провизию в Курской, Воронежской, Орловской, Тамбовской губерниях. Власти последних

293

четырех регионов вынуждены были эпизодически разрешать свободу торговли и соответственно снимать заградительные отряды — это содействовало развитию мешочнического движения.67

Вместе с тем в связи с уменьшением продовольственных запасов в российских плодородных губерниях (и соответствующим ростом хлебных цен в них) в планах мешочников на первое место в 1919 г. выдвигалась Украина. В этом году в отличие от 1918 г. военные фронты гражданской войны стали уже серьезной преградой для нелегальных снабженцев; их ликвидация облегчала передвижения мешочников. Это относится как раз к Украине. Здесь на рубеже 1918—1919 гг. победила советская власть и фронт перестал существовать. Однако хлебная монополия еще долго не была установлена. Дрязги и склоки между работниками разных структур Наркомпрода и его местных органов дезорганизовали продовольственное дело. В мае 1919 г. вспыхнул мятеж Григорьева и вся государственная заготовительная работа прекратилась.68 В то же время крестьяне стали панически бояться всяческих контрибуций, конфискаций, продразверсток и старались поскорее продать свою продукцию на еще сохранявшемся вольном рынке — пусть и по низким ценам. Благоприятными условиями незамедлительно воспользовались мешочники, которые сделали Украину в 1919 г. своей главной закупочной базой. До 90 % всех вывезенных из Малороссии продуктов приходилось на долю нелегальных снабженцев.69 Именно это имел в виду Л. Д. Троцкий, заявляя, что на Украине сварен такой «бульон, в котором буржуазные бациллы чувствуют себя превосходно».70 Лишь в середине 1920 г. Совнарком Украины принимает постановление «О воспрещении самостоятельных заготовок продовольствия и о борьбе с мешочничеством».71 Это содействовало тогда ограничению нелегального рынка. Впрочем, еще и до того мешочничество переживало некоторый спад на Украине, поскольку запасы продовольствия не могли быть там бесконечными.

В последние месяцы 1919—первой половине 1920 г. все большее значение в планах нелегальных снабженцев занимают сибирское и дальневосточное направления. Вообще на расположенной за Уралом огромной территории рыночные отношения были очень живучими, поскольку население в целом было довольно зажиточным. Советская власть не могла ликвидировать их без ущерба для себя и пошла на легализацию свободной торговли. Вскоре после начала отступления колчаковских войск, в сентябре 1919 г. Сибирский революционный комитет издал постановление «О порядке частной торговли». Намечалось развернуть закупки хлеба у крестьян.

294

Государственные хлебозаготовки осуществлялись не путем введения продразверстки, а так называемым самотеком. Такая политика в полной мере оправдала себя. До января 1920 г. Особой продовольственной комиссией Восточного фронта было заготовлено не менее 4 млн пудов хлеба. «Ссыпные пункты загружаются хлебом, излишки сдаются без давления со стороны советской администрации», — сообщала в начале 1920 г. газета «Известия ВЦИК».72 В заготовках продовольствия активно участвовали многочисленные сибирские кооперативы.

Свободой торговли сразу же воспользовались прибывавшие в Сибирь из Европейской России мешочники. Закупали провизию на рынках Омской, Томской, Ново-Николаевской (Новосибирской), Алтайской, Енисейской, Иркутской губерний. Еще большую важность представляла возможность беспрепятственно добраться до Владивостока; склады этого портового города были заполнены импортными товарами, и нелегальные снабженцы принялись за их доставку в промышленные регионы России. Кроме того, мешочники снова, как и в 1917 г., наладили переброску провизии из Маньчжурии в Сибирь и за Урал. Железнодорожное начальство сквозь пальцы смотрело на вывоз продуктов, заготовленных нелегальными снабженцами. На базарах и рынках в изобилии имелись продукты и товары из Харбина — местные барахолки в 1919— 1920 гг. даже стали называть «маньчжурками».73

В то же время отдельные продовольственные организации Сибири принялись последовательно проводить политику вытеснения «самотека». Заставляли крестьян продавать провизию по твердым ценам, по своему произволу устанавливали продразверстку в отдельных районах.74 Сибиряки хорошо знали, как новая власть обирала крестьян Европейской России. Все это вселяло страх за будущее в умы сельских жителей, и они стали сокращать масштабы своего хозяйства.

Опасения сибиряков были отнюдь не напрасными. В 1920 г. большевистские власти затеяли решить продовольственную проблему за счет вновь присоединенного, расположенного за Уралом огромного региона. В июле публикуется постановление Совнаркома о ликвидации «самотека», о принудительном изъятии всех хлебных излишков у крестьян Сибири. Намечали собрать не менее ПО млн пудов. Тех, кто мешал решению этой задачи, в том числе мешочников, следовало предавать суду революционного трибунала, передавать в распоряжение чекистов или заключать в концентрационные лагеря «как изменников делу рабоче-крестьянской революции».75 Первый Омский губернский съезд Советов объявил нелегальных снабженцев «особо вредной, преступной... груп

295

пой граждан».76 По всей Сибири начинали создаваться заградительные посты: они состояли из 5—10 агентов губпродко-митетов, которым подчинялись красноармейские соединения.77

Тем не менее властям не удалось перекрыть сибирское направление движения мешочников из центральных и северных районов России. Вспыхнувшие в Сибири летом 1920 г. в ответ на упразднение свободы торговли крестьянские восстания отвлекли силы Продовольственной армии. Кроме того, состоявшие из местных жителей, бывших сибирских партизан, заградительные подразделения нередко либеральничали с мешочниками. Продовольственные организации даже вынуждены были сохранить свободу торговли печеным хлебом.78 Кампания по искоренению нелегального снабжения в удаленном от большевистского центра регионе не оправдала ожиданий деятелей Наркомпрода. Забегая вперед, отметим, что первые месяцы нэпа характеризовал сильный наплыв мешочников из центральной России в Сибирь.

Вместе с тем появились некоторые новые обстоятельства, мешавшие проведению продовольственной монополии. На первый взгляд передвижения мешочников по всем указанным путям с 1919 г. становились почти невозможными. С одной стороны, сохранялись все прежние трудности мешочнического пути.79 С другой стороны, перед нелегальными снабженцами в 1919—начале 1920-х гг. воздвигались новые препоны. За них вплотную взялась большевистская партия. Из ЦК РКП(б) на места рассылались телеграммы, в которых перед коммунистами ставилась задача «распоряжения Компрода проводить обязательно». Прежде всего большевикам следовало покончить с нелегальным снабжением населения через ужесточение «проездного» режима.80 Между тем на практике соответствующие мероприятия нередко носили формальный характер.

Бросается в глаза противоречие между формой антиспекулятивных акций и их содержанием. Вот, например, как обстояло дело со всякими разрешительными мандатами. С 1919 г. ужесточился порядок их оформления. Разрешения на проезд и провоз продуктов по железной дороге представляли собой особые нумерованные бланки; в них содержались подробные сведения о пассажире, его маршруте и о выдавшем документ должностном лице. Дошло до того, что в Москве «удостоверения на получение железнодорожного билета вне очереди» (так назывался в 1919—1920 гг. соответствующий документ) выдавали в приемной ВЦИК и подписывал сам председатель высшего органа власти. Однако даже в таких условиях численность вольных добытчиков хлеба увеличивалась, и все они без

296

исключения были обеспечены проездными документами.81 В конце сентября 1919 г. петроградская «Красная газета» писала: «Когда стоишь где-нибудь на вокзале, в очереди у кассы командировочных, то поражаешься невозможно огромному числу командируемых. Ведь это не командировки, а подлинное переселение народов».82

Поезда и пароходы были переполнены нелегальными снабженцами. Огромную роль при этом играли всякие «липовые» разрешительные документы. Только начинающий мешочник осмеливался отправиться в путь на свой страх и риск, имевшие опыт самоснабженцы располагали всеми необходимыми «командировочными разрешениями». Знаток российской жизни В. Шкловский называл их «липой». По поводу специфического для 1919—1920 гг. явления — обязательного документального обоснования торговых занятий «служебными» интересами — писатель говорил: «Советский строй приучил всех к величайшему цинизму в отношении бумажек... Целые поезда ездили по липам». Контролеры, как правило, мирились с очевидной ложью, тем более, она подкреплялась мздой. Сам В. Шкловский, например, ездил за провизией по командировке «на восстановление связей с Украиной». Хотя было легко выяснить, что никого, кроме себя, он не представлял.83

На широчайшее распространение в 1920 г. законных официальных документов, выданных сотрудниками аппарата за взятки, указывалось и в цитированном выше письме уполномоченного ЦК РКП(б).84 Упомянутые документы освобождали мешочников-спекулянтов от реквизиций и преследований.

Итак, многочисленная армия агентов государства не спешила ополчаться против нелегального рынка и по существу саботировала выполнение распоряжений центра. «Хочет ВЦИК, да не хочет вик (волостной исполнительный комитет. — А. Д.)», — шутили в то время крестьяне. Расширился и оформился своеобразный рынок всяческих разрешительных и командировочных документов. Та же «Красная газета» констатировала: «Занимаются фабрикацией документов и мелкие служащие, ворующие в канцелярии бланки и тайком ставящие на них печать. Занимаются и ответственные лица, распоряжающиеся печатями... В последнее время число подобных дел в ЧК чрезвычайно возросло, потому что запрещен свободный выезд».85 В частности, в Петрограде в первые полтора месяца 1919 г. было выдано разрешений на провоз продовольствия для 3 млн едоков, в то время как в городе проживало около 1.3 млн человек; чуть ли не 2/3 документов выдавались незаконно, в том числе за взятки.86 Служащие государства и

297

нелегальный рынок через взятку и личные связи слились столь тесно, что экономист В. В. Шер в середине 1919 г. имел все основания утверждать: «Чиновник социалистического государства... в массе своей превратился в мешочника. Психология индивидуализма в корне подтачивает правительственный аппарат».87

Сделаем небольшое отступление. Думается, не случайно в области фабрикации «липы» отечественные мастера в дальнейшем далеко опередили иностранцев и в период Великой Отечественной войны были на голову выше конкурентов из гитлеровского лагеря. Так, сотрудник Службы внешней разведки Павел Громушкин вспоминал, что паспорта для советских разведчиков неизменно отличала аутентичность, немцам же никак не удавалось сделать подобные удостоверения личности вполне похожими на подлинные. Думается, дал себя знать накопленный народом опыт.88

В годы гражданской войны возникновение своеобразного рынка документов стало показателем того явления, которое пышным цветом расцвело в России после утверждения у власти большевиков с их утопической коммунистической идеей, а именно — социальной мимикрии или массовой симуляции. Чиновники всех уровней стали делать вид, что ожесточенно борются с каким-нибудь явлением, при этом главным было соблюдение формы и внешнего вида борьбы. Их противники прибегали к формальным средствам противодействия государственным агентам, и эти средства оказывались вполне действенными. Обе стороны вполне устраивали такие правила игры, и никто не собирался их видоизменять до появления очередной «принципиальной» директивы из «центра». В итоге мешочничество стало подпитываться общественными отношениями, суть которых составляла упомянутая социальная мимикрия. В таких условиях изменялись формы сопротивления нелегального снабжения властям: процесс приспособления их друг к другу в основном завершился. Негласная договоренность нелегальных снабженцев и борцов с «теневым» рынком вытеснила их вооруженное противостояние. Показательно: применительно к 1919—началу 1921 г. крайне редки сообщения о перестрелках между ними.

Все сказанное о массовой симуляции в полной мере относится к положению на вещевых и продовольственных рынках; торговля на них расширялась несмотря на усиление административного нажима. Символом новой эпохи, например, может стать переполненная мешочниками и спекулянтами центральная торговая площадь г. Вологды, переименованная большевиками в «Площадь борьбы со спекуляцией». Посетивший в 1919 г. Вологду В. Кривошеий подметил, что «никакой

298

борьбы с процветавшей на ней спекуляцией не было заметно».89

Широкое распространение рыночной торговли как составной части нелегального снабжения в изучаемый период обусловлено несколькими обстоятельствами. Во-первых, в эти годы целиком преобладало профессиональное, так называемое спекулятивное мешочничество. Небольшая часть нелегальных снабженцев доставляла продукты по заказам владельцев широко распространившихся подпольных кафе и столовых.90 Но подавляющее большинство везло продукты из дальних краев в целях продажи посредством комиссионеров на рынках и получения прибыли. Во-вторых, разрастание рыночной сферы было вызвано натурализацией заработной платы рабочих. В начале 1920-х гг. список «натурвыдач» включал в себя 185 названий, до 93 % официального заработка составляла натуроплата. Всем работникам не оставалось ничего иного, как заняться куплей-продажей. Поэтому количество торгующих в 1919—1921 гг. по отношению к 1918 г. выросло. Заменявшие зарплату корыта, кирпичи, колеса, хомуты, изюм и многое другое сбывались на бесчисленных рынках, обменивались на котировавшиеся в деревне товары.91

К 1920 г. в экономических взаимоотношениях города и деревни значение денег стало приближаться к нулю; исключение составлял не часто встречавшийся в России доллар, равнявшийся в 1920 г. на черном рынке 1000 р.92 В привилегированном положении находились работники, получавшие зарплату керосином, бидон которого в деревне менялся на пуд муки, сапогами — за них крестьяне давали 30 фунтов крупы. Устойчивой «валютой» по праву считалась универсальная верхняя одежда — шинель; в деревне она равнялась 11 фунтам крупы. В плодородные местности жители голодных районов везли в огромном количестве подошвенную кожу, мыло, ситец, махорку, соль.93 Купля-продажа такого добра осуществлялась сначала на городских рынках, а потом уже он переправлялся мешочниками в деревню. На характеристике роли базарных торгов в системе нелегального снабжения и определении места деятельности мешочников в работе рынков мы сейчас и остановимся.

Значение базаров в «теневой» экономической жизни общества в целом было первостепенным. При этом ситуация на рынках целиком определялась деятельностью нелегальных снабженцев. Именно нарушители хлебной монополии обеспечивали рынки продовольственными товарами. Провизия сбывалась на базарах самими мешочниками и нанятыми ими «коробочниками» (продавали в коробках куски хлеба, лепеш

299

ки, кусочки сахара).94 Рынки стали начальными и конечными пунктами торговых экспедиций. В период усиления организованности мешочников в 1919—начале 1920-х гг. они играли роль подлинных центров нелегального снабжения, привнося в него элементы всероссийской организации. Здесь вольные добытчики продовольствия скупали товары; общались и делились информацией; договаривались друг с другом о создании дорожных коллективов; сюда возвращались с провизией в целях последующей перепродажи. На базарах городов производящей полосы мешочники заключали сделки с посредниками, закупавшими провизию оптом в окрестных селах и деревнях. На территориях рынков располагались склады, в которых размещались товары и продукты профессиональных мешочников. Часовые, назначаемые коллективами спекулянтов, контролировали территории базаров и предупреждали мешочников и их работников об опасности.95

Рыночная торговля стала в годы гражданской войны главной формой распределения продовольствия и товаров широкого потребления на советских территориях. Ведущий сотрудник Института экономических исследований Наркомата финансов С. А. Первушин определил особенность рассматриваемого периода так: «...отличие вольного р'ынка 1919 г. это — чрезвычайно быстрый рост его оборотов».96 «В изобилии имеются мясо, овощи, конфекты, сахар ландрин», «хлеб имеется в огромном количестве», «за истекшую неделю все то же обилие продуктов» и т. п. — вот лейтмотив газетных корреспонденции о положении дел на вольных рынках.97

В центре каждого города непременно раскидывался главный базар, на окраинах действовало несколько небольших торжищ. К тому же существовало множество стихийных рынков, на которых пышно расцветала запрещенная уличная торговля. С рук, лотков, возов, из палаток продавались миллионы пудов разнообразных товаров. Фрукты, овощи и мясопродукты продавались в открытую, и власти смотрели на это сквозь пальцы, а мука, сахар, соль и керосин сбывались из-под полы.98 Мемуаристы нередко вспоминают красноармейцев, продававших на улицах сахар; его держали на ладони и прятали за пазуху шинели при появлении опасности. Видимо, фигуры таких военнослужащих выглядели очень колоритно.99 Торговая жизнь населенных пунктов разворачивалась вокруг центрального базара. Например, среди десятка действовавших петроградских рынков основным был Клинский, расположенный на Измайловском проспекте на небольшом удалении от нескольких железных дорог. Показательно, что введение свободной торговли и расцвет движения «челноков» в 1990-е гг. имели следствием возрождение в Петербурге этого

300